Поволжская правда. - 1930. - 15 июня( № 133). - С. 4.

«З А Р А З А»*

(Рабочий театр им. Карла Маркса)

Современный нам писатель «попутчик»— Андрей Соболь, самоубийство которого пару лет тому назад так взволновало своей нелепостью советскую общественность, оставил после себя довольно значительное литературное наследство. Но так как Соболь в своем творчестве глубоко пессимистичен и, по существу, разрабатывал только одну тему, тему катострофического сдвига интеллигентского сознания во время Октябрьской революции, то это наследство, несмотря на любопытное содержание, изящество и оригинальность формы, не пользуется большой известностью среди широких читательских масс.

И только одной повести Соболя—«Рассказу о голубом покое», как-то особенно повезло. Совершенно неожиданно ее усиленно начал популяризировать театр. Два раза эта повесть, по-разному переделанная, увидала свет рампы: сначала на опереточной сцене, где, где переложенная на музыку и обработанная Данцигером и Заком, она получала название „Сирокко", и затем, уже сейчас, на сцене драматических театров, по которым, с помощью автора новой переделки—Н. Попова, пошла гулять под крикливым и бесвкусным заголовком «Зараза».

Оперетта „Сирокко* была впервые поставлена московским Камерным театром. Тут вся эта, заимствованная у Соболя и изложенная языком музыки, история «знаменитого артиста», принимаемого за большевика отдыхающей в отеле на берегу Средиземного моря буржуазией, имела свой смысл и свою известную ценность. Правда, оперетта «Сирокко» отличалась беззубостью, незлобливостью, салонностью и отнюдь, конечно, не являлась тем «социальным памфлетом на буржуазию», кoторую обещал дать Камерный театp, но все же объективно она была большим и значительным шагом вперед. Прежде для самого Камерного театра, насквозь формалистического и оторванного от современности, а потом и вообще для оперетты. Здесь и там уже самый факт обращения за текстом либретто к советскому писателю означал перестройку, желание выполнить новые общественные функции, удовлетворить социальный заказ современного зрителя.

Но не то в драматическом театре. В нем инсценировка повести Соболя, да еще сейчас, в те дни, когда перед советской драмой стоят большие сложные задачи реконструктивного периода, уже—не шаг вперед, а громадный скачок назад. Назад, потому что автор инсценировки Попов и театр ее ставящий пытаются увести нашего зрителя от «грубой и серой советской действительности» в «шикарный мир» великосветских гостиных, окунуть этого зрителя с головой в пьянящую от духов, цветов и шампанского атмосферу «высшего света», заразить буржуазной философией о жизни, как источнике наслаждения и радостей похотливой «свободной любви».

И не нужно обманываться: те крупицы со- циальной сатиры на буржуазию, те намеки на издевку над «разлагающейся Европой», которые пытаются найти в «Заразе» ее защитники, дела не меняют. Пьеса остается типичной салонной комедией, утверждающей буржуазную мораль любви и преследующей единственную цель развлечь зрителя, дать ему возможность отдохнуть от «скучной политики», от вредителей и честных инженеров наших последних советских новинок.

Все это тем более опасно, что буржуазная сущность пьесы не сразу бросается зрителю в глаза. Пьеса густо раскрашена послюнявленной красной бумажной и полна любезных расшаркиваний по адресу большевизма, а это ведет к тому, что некоторые «советское дурачки», не замечая той заразы, которую несет в себе пьеса, восторженно хлопают в ладоши вместе с обывателем и мещанином.

Поддеть на удочку этих «дурачков» помогает автору и наш театр. Постановкой Дашковского и оформлением худ. Козмина он с прекрасной улыбкой подает «Заразу» на расписном блюде очередной премьеры и крепким актерским исполнением утверждает буржуазную заразу «всерьез н надолго».

Нужно ли добавлять, что эта неожиданная функция распространителя вредных бацилл мещанского искусства не делает чести ни нашему театру в целом, ни его молодому режиссеру, ни актерам, и среди них в первую очередь заслуженному артисту Республики Слонову, который, к слову сказать, для амплуа салонных любовников недостаточно гибок, подвижен и изящен. Слонов слишком наш, слишком русский актер, чтобы чувствовать себя в своей тарелке в маске различных (говорим иносказательно) манерных и кокетливых «французиков из Бордо».

ЯКОВ ГРИНВАПЬД.

*Текст полностью соответствует оригиналу