Чаган, З. Сквозь стеклянный музейный шкаф : "Живой труп". Город. театр им. Н. Г. Чернышевского / З. Чаган // Саратовские известия. - 1923. - 15 апр. (№ 83). - С. 4.

Сквозь стеклянный музейный шкаф

«Живой труп». Город. театр мм. Н. Г Чернышевского,

Великий кризис совершился, кризис нравственный, духовный. Была любовь, довольство, счастье, радость жизни. И вдруг ушла любовь и радость превратилась в горе. И довольство, счастье стали мраком.

Кризис.

«Живой труп», это он, Федор Протасов, который жил, долго, талантливо жил и, вдруг, увидел, что изюминки, такой сокровенной, пленительной крошки изюминки—нет! Her изюминки, а была, теперь же пропала. И горе! Мрак в душе, позывы к пьянству, угару.

Изюминки нет!

Протасова окружает ложь, лицемерие, ханжество. Они в его доме, рядом, в воздухе. Отравили они Протасова. Нечем дышать и жить. Разве воздуха только в стихийных разрывах мощного хора цыган? Но как мало это, до убожества мало, чтобы удержаться на грани развороченной жизни, насыщенной ложью, ложью. И Протасов срываемся, надает ниже. И погибает.

Великий Белинский был назван когда-то великим сердцем. Лев Толстой — великою совестью. И Федор Протасов — герой пьесы Толстого—страшная совесть страшного старого общества, погрязшего в грязи, мракобесии, тьме, общества, тонущего в черном болоте лжи пагубной, неизреченной.

Кризис.

Нет более тайной изюминки, такой заманчивой, совсем невидимой в рыхлом горе человеческой жизни, но чувствуемой, заражающей. Нет ее у Протасова совесть открылась. И увидела жуткое:

— Ложь! Всюду ложь. Не хочу ее, не могу!

Как Протасовым и полагается, он уходит от жизни, становится живым трупом, с ложью не борется, не преграждает дорогу ей, а сворачивает тихонько в сторону. Совесть Протасова — гибель.

Смертельный кризис настал.

Это не странно, что Протасов теперь не волнует.

Вот он на сцене духовно корчится, нравственно душится, а муки какие-то бледно-музейные, если будет позволено о нем так выразиться, муки архивные. Словно сидишь и глядишь в стеклянные двери музейного шкафа. А там старая прелая пыль и тленный запах, древний, забытый, не трогающий, душный только.

Не протест против лжи, буйный, пламенный, человечески сильный, прекрасный, сметающий ложь, как дрянную пыль, а причитания, муки боли, ломание рук, хватание за голову. Вот что такое coвесть Протасова, обреченная, как и все лживое, старое общество на умирание.

Так и случилось.

Мы, зрители «Живого трупа», теперь, сейчас, это видим, чувствуем. И муки Протасова — прошлое. Смерть его — неизбежность.

И. А. Слонову Протасов удался.

Он красив и в падении, и здесь кроток, великодушен, внутренне утончен и в безобразии даже хрупок, кристально чист.

Удачна цыганка Маша (артистка Валова). Ее Маша непосредственна, гладкий портрет, данный автором.

Но мешает спектаклю Гаевская. Нет, жена Протасова, Лиза не плакса! А какую-то хныкалку, а не Лизу дала эта артистка своей игрой.

Успех вечера, полный, большой.

З. Чаган.