Вахрушев В.С., Захаров В.М. Виновник "Шеньевской" истории // Вахрушев В.С., Захаров В.М. Проникновение в былое: (Очерки по историко-литературному краеведению Прихоперья). Балашов, 1992. С. 25, 30-35.

Виновник «шеньевской» истории

В июле 1825 года Пушкин напишет П.А. Вяземскому в Царское Село: «Читал ты моего «А. Шенье в темнице?». Суди об нем, как езуит—по намерению». Речь идет об элегии «Андрей Шенье», которую Александр Сергеевич написал в январе 1825 года. 8 октября того же года цензура разрешила к печати «Стихотворения Александра Пушкина», но из интересующей нас элегии был выброшен значительный отрывок, содержащий настоящий гимн свободе и вызывавший поэтому ассоциации с событиями французской революции конца XVIII столетия. Как сообщал Баратынскому весной 1826 года Дельвиг, исключенный отрывок вызвал самые большие нарекания цензора. В середине лета 1826 года жандармский генерал И.Н. Скобелев получил от своего агента помещика Коноплева список изъятых стихов, уже кем-то озаглавленных «На 14- декабря». В связи с этим III Отделение Организует политический процесс 1826—1828годов. Коноплев доложил начальству, что список стихов принадлежит учителю А.Ф. Леопольдову, который и озаглавил стихи «На 14 декабря». Леопольдов, охотно пошедший на контакт с жандармами и активно помогавший им во время процесса, позднее стал первым исследователем прошлого Саратовского Поволжья, основоположником Саратовского исторического краеведения.

I

Будущий историк и публицист родился в 1800 году в селе Ртищево Сердобского уезда Саратовской губернии в бедной семье дьячка Филиппа Гречушкина (фамилию Леопольдов он получил уже в семинарии как более благозвучную). Первоначальное образование Андрей Филиппович получил в Пензенском, духовном училище и Пензенской духовной- семинарии, где по его словам, «занял исключительное положение и заслужил всеобщие симпатии как со стороны семинарского начальства, так и товарищей». В «философском классе» Леопольдов покинул семинарию и, отправившись в Петербург, поступил в Медико-хирургическую академию. Однако вскоре он становится слушателем столичной духовной академии.<…>

II

В начале 30-х гг. прошлого века Леопольдов поселился в Саратове. В январе 1831 года он поступает на службу в штат саратовской городской полиции, затем служит столоначальником камерных дел в отделении питейных сборов. В 1840—1847 гг. Андрей Филиппович редактировал «Саратовские губернские ведомости», в 1847—1850 гг. управлял Дубовской конно-железной дорогой. Затем на протяжении 7 лет Леопольдов состоял чиновником особых поручений, советником Самарского губернского правления и одновременно редактором «Самарских губернских ведомостей».

В 1858—1861 гг. он служил советником губернского правления в Тамбове, а с 1861 по 1862 год—старшим советником губернского правления в Саратове. В 1862 году Леопольдов в чине статского советника выходит в отставку. Умер Леопольдов в 1875 году в Саратове.

На протяжении всего жизненного пути Леопольдову был присущ крайний консерватизм политических взглядов. Бурные общественно-политические события, происходившие на Западе в 30-е —50-е годы прошлого столетия, вызывали резко отрицательные выпады со стороны Леопольдова, видевшего в них начало крушения мировоззрения. «Язвы брани, — пишет он Станевичу,—восстания народов друг на друга, крамолы частные и общественные, охлаждения к церкви—не суть ли знамения последних дней». В выпущенной в 1871 году в Саратове брошюре «Не мудрая мудрость или современная философия», Андрей Филиппович резко отзывается о декабристах: «Русские побывав там (в Париже—В.З.) в 1815 году, познакомились с ней (новейшей философией—В.З.) в палерояльских развратных приютах, вывезли ее оттуда тайком, читали и усвоили себе ее тлетворные миазмы, колобродили и испекли 14 декабря 1825 года. Заварили кашу, да и самим же им пришлось расхлебывать — иному на виселице, другим в Сибире, на Кавказе». Не менее отрицательное отношение у Леопольдова вызывали шестидесятники: «Лохматые, толстеющие и седеющие юноши, подчас посетители обжорных рядов, ненавидящие свои семейства и бегающие от них, в бирюльки играющие, иногда втихомолку сухоедением наслаждающиеся, навязываются к другим со своими советами и разными балаганными вестями, шатаются из дома в дом, шныряют по городу, кормятся, да еще лезут в карман и кошелек других».

Неоднократно Леопольдов выступал против дарвинизма, женского образования, студенческих беспорядков, материализма, строительства железных дорог, открытия в Саратове университета. Все это снискало Андрею Филипповичу печальную славу, даже в провинциальном Саратове, особенно в период общественного подъема 60-х годов. Он, как свидетельствует один из его биографов, «к концу своей жизни настолько подорвал свой авторитет, что даже захудалые местные газеты отказывались помещать у себя его статьи». Примечателен в этом отношении следующий факт. В июле 1871 года Леопольдов донес начальнику главного управления по делам печати Шидловскому, что при поддержке Саратовского губернатора Галкина бывший политический ссыльный Вишневский редактирует «Саратовские губернские ведомости», а не утвержденный управлением по политическим соображениям редактором «Саратовского справочного листка» Тиханов фактически редактирует газету. Андрей Филиппович утверждал, что губернатор Галкин-Враский «стремится к распространению и упрочению процветания анархии», а кроме того, «состоит членом какого-нибудь тайного общества бунтовщиков». К счастью, этот донос остался без последствий.

В общей сложности Леопольдову принадлежит около 250 журнальных, газетных статей и книг. Часть их посвящена проблемам развития сельского хозяйства Саратовского края, его экономике, местным общественным событиям. Примерно 160 работ имеют непосредственное отношение к прошлому Саратовского Поволжья.

Исследовательская деятельность Леопольдова началась с изучения статистики состояния и развития местных производительных сил. Причем, такой подход к постановке исторических вопросов не случаен. «В ранний период развития статистической мысли, — отмечает современный исследователь русской статистики А.И. Гозулов,—задачи накопления материала статистическое выражение фактов были преобладающими. Статистика трактовалась как наука о достопримечательности производительных сил. Она связывалась с их историей и географией». О том, что ученые того времени сближали статистические и исторические, знания, свидетельствовал, например, И.А. Щедринский, бывший с 1829 по 1836 годы профессором статистики Московского университета. «Некоторые науки,—указывал он,—украшаются статистикой, например, география и история».

В 1826 году в журнале «Вестник Европы» была напечатана статья Андрея Филипповича «Краткое статистическое обозрение Саратовской губернии». Затем на страницах «Московского телеграфа» в 1833 году появляется его «Статистическая записка о народах, населяющих Саратовскую губернию». В 1839 году в Петербурге вышла двухтомная монография Леопольдова «Статистическое описание Саратовской губернии». Большую помощь в сборе материала и организации издания Леопольдову оказал саратовский губернатор А.П. Степанов, сам занимавшийся изучением статистики Енисейской губернии. Степанов разрешил Леопольдову обследовать архивы местных учреждений. По протекции Степанова сочинения Леопольдова были изданы в столице на средства Министерства внутренних дел, а сам автор был избран в ноябре 1836 года член-корреспондентом статистического отдела этого Министерства.

Статистические работы Леопольдова были описательными. Автор старался на саратовском материале проиллюстрировать успехи внутренней политики Николая I, стремясь четко следовать известной исторической формуле графа Бенкендорфа, гласившей: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Пытался Леопольдов подчеркнуть цивилизаторскую роль самодержавного государства: «Там, где звучало бранное оружие дикарей, где раздавался вой зверя, ...там ныне рало бороздит землю, цветут многолюдные, селения и золотеют богатые; роскошные нивы» и утверждать, что в процветающей империи Саратовский край является самым процветающим регионом: «Саратовская губерния принадлежит к числу превосходнейших в Российском государстве. Она есть часть, без которого целое может представлять ощутимый урон в своих силах. Богатство природы, разнообразные занятия жителей, успехи и совершенство оных и проч.—суть условия, по которым она пользуется правом первостепенства перед прочими губерниями в составе государства», Вместе с тем Леопольдов не мог не почувствовать противоречивых тенденций в развитии края, постепенное разложение существовавших общественных отношений, процесс, вызывавший у историка глубокое сожаление.

Занятия статистикой позволили Леопольдову накопить материалы по истории Саратовского края. Большую помощь при этом он получал от Саратовского архиерея Иакова. По распоряжению архиерея священники собирали сведения по экономическому развитию отдельных районов Саратовского края, записывали местные исторические легенды. Леопольдов, по свидетельству современников, «много пользовался» этими сведениями, «а некоторые статьи даже целиком перепечатывал в своих трудах без обозначения источника».

Изучение истории Саратовского края Леопольдов начинает с первых веков нашей эры, выделяя как главную проблему заселение Саратовского Поволжья. «Без сомнения в глубокой древности, — замечает он, — здесь жили народы дикие, кочующие: это доказывает недостаток памятников оседлой жизни и молчание древней истории. Греческие писатели вскоре после Р. X. темно намекают, что эту страну населяли скифы, но почти этим только и ограничиваются исторические об них сказания». Более определенное наделение появляется в Саратовском Поволжье, по мысли Леопольдова, в IX веке. Правый берег Волги был заселен казарами, а левый берег служил местом обитания для печенегов, живших по берегам Ахтубы, и торков, занимавших бассейны рек Еруслан, Тарлык, Саратовка, Караман.

С середины XIII столетия Саратовский край становится, по словам Леопольдова, центром Золотой Орды. В вышедшем в 1848 году в Москве «Историческом очерке Саратовского края», Андрей Филиппович указывает, что в Саратовском Поволжье «рассыпались они (татары—В.З.) по улусам от Волги на запад, по рекам Медведице и Хопру и их притокам». Леопольдов утверждал, что на территории Саратовского края существовало два татарских города: Сарай и Укек (Увек), размещавшийся в 6 верстах южнее Саратова. Он связывал расцвет Укека с правлением хана Узбека, утверждал, что «слово Укек есть искаженное Узбек». (Заметим, что это утверждение вызывало справедливые возражения современника Леопольдова Г.С. Саблукова, много лет изучавшего историю Золотой Орды. В статье «Монеты Золотой Орды», опубликованной в газете «Саратовские губернские ведомости» в 1844 году Гордей Семенович говорит: «Буква З, резко произносимая во всех языках, не могла подвергнуться такому изменению, какое предполагается в слове Узбек на Увек». Саблуков соединял значение слова Увек со словом Уек и переводил как «подбородок». «Укек или Увек,—указывал он,—стоял в таком же отношении к горе, в каком находится подбородок к челу»).

Много внимания уделял Андрей Филиппович проблеме места и времени основания г. Саратова. Он утверждал, что Саратов основан в 1591—1592 годах, что местом его основания является устье реки Саратовки на левом берегу Волги, ибо основан он был «для отражения набегов диких ордынцев, за Волгой кочевавших». Происхождение самого названия Саратов, по мнению Леопольдова, связано с татарскими словами: сары—желтый и тау или тав—гора. Историк полагал, что речь идет об одном из холмов, расположенных на правом берегу Волги. Он также считал, что в устье Саратовки находилось татарское селение, которое затем передало свое название русской крепости.

В 1605 году, по словам Леопольдова, Саратов был сожжен татарами и перенесен на правый берег Волги, где был укреплен деревянной стеною с башнями и воротами. «Саратов на новом месте,—отмечает Леопольдов,—имел гораздо более безопасности, хотя и здесь по временам все еще были на него набеги из-за Волги и с нагорной низовой стороны. Татары, ногаи и калмыки сильно противились им».

В основе этих рассуждений, по словам Леопольдова, лежали народные предания. Однако Андрей Филиппович был первым историком, довольно четко определившим дату основания Саратова. Хотя его гипотеза о времени и месте основания города в конечном итоге была опровергнута, она довольно долго господствовала в местной историко-краеведческой литературе.

Крайне отрицательно относился Леопольдов к истории различных народных движений. «Предания о подобных событиях для потомства назидательны, — замечает он в этой связи.—Внушая отвращение к пороку, они возбуждают приверженность к законному порядку и любовь к добродетели. Главная цель историка должна заключаться в том, чтобы выставлять злодеев на позор перед народами». Уже в XVII в. Саратовский край, по словам Леопольдова, «страдал от вольницы, приходившей с Дона для Грабежей и разбоев». Андрей Филиппович был первым историком, поставившим вопрос о появлении в Саратовском Поволжье в начале XVII столетия местных самозванцев: Илейки («царевича Петра»), Августа («сына Ивана IV»), Осиновика («внука Ивана IV»),. Лавра («внука Ивана IV»). Ватаги беглых группируются в различных урочищах. Леопольдов пытался доказать, что все эти народные движения были лишены какой-либо общественной окраски и носили лишь уголовный характер. «Во многих местах разбойничьи притоны до того усилились,—подчеркивал Андрей Филиппович, — что не было от них пощады ни конному, ни пешему: грабили всех и убивали, а местное начальство за отдаленностью своею или за слабостью своею не могло истребить их».

Много раз обращался Леопольдов к вопросам истории восстания Е.И. Пугачева. Восстание это историку видится как разгул пьяной толпы, а сам Пугачев, по мнению Леопольдова, ловкий авантюрист. «Любопытно знать, — замечает он, — что за люди составляли скопище самозванца?.. Большая часть из них были самого дурного поведения или преследуемые правосудием и отверженные обществом». Вся деятельность восставших носит крайне отрицательный характер. «В этой толпе, — говорит Леопольдов,— не было никакого порядка; всякий делал, что хотел без спроса начальников; были грамотные, но не было человека с порядочным умом; доказательством сего служат письма, манифесты и другие бумаги, писанные от Пугачева; все они или наполнены пошлою бранью и ругательствами, или крайне глупы».

5 августа 1774 года войска Пугачева подошли к Саратову, а 6 августа начали штурм города. Саратовцы, по словам Леопольдова, мужественно сопротивлялись, но предательства купцов, командира Саратовского батальона Салманова привели к сдаче города. В захваченном Саратове восставшие, по словам Леопольдова, «делали такие неистовства и наглости, какие только могли вдохнуть буйства и упорная закоренелая злоба. Мятежники пировали на площадях, разделяя между собой золото, серебро и другие драгоценности». Высказывает Леопольдов и предположение о том, что «сам Пугачев не входил в город, вероятно из боязни». Однако это утверждение было отвергнуто многими историками.

Крайне отрицательно отнесся Андрей Филлипович к работам известного историка и писателя Д.Л. Мордовцева, положительно оценивавшего восстание Пугачева. «Один из пишущих (т. е. Мордовцев—В.З.),—замечает Леопольдов,—говорит, что история пугачевского бунта необъяснена, что и Пугачев есть загадочный человек, ожидающий будущего историка. Сказание чисто вздорное». Когда Мордовцев заявил, что Пугачев «обладал большими дарованиями», Андрей Филиппович разразился следующей тирадой: «Жалкому историку хотелось вымыть черного кобеля добела, да не удалось».

А.Ф. Леопольдова по праву следует считать основоположником саратовского исторического краеведения, заложившим основы этой отрасли знаний. Историческая правда требует помнить не только о людях с передовыми и прогрессивными убеждениями, но и о тех, кто принадлежал к лагерю консерваторов и реакционеров. <…>