Катков С., Лукин С. Возвращение: К биографии Георгия Федотова // Годы и люди: [Сб. очерков]. Саратов, 1992. Вып. 7. С. 35-48.

С. Катков, С. Лукин, журналисты

ВОЗВРАЩЕНИЕ

К биографии Георгия Федотова

«В православной России не нашлось пророческого обличающего голоса, который показал бы нашу вину в нашей гибели. Это бесчувствие национальной совести само по себе является самым сильным симптомом болезни.

Как бы ни оценивать силы борющихся сторон, ясно одно. Сейчас происходит отчаянная борьба за душу России и ее духовную судьбу. Сколько праведников спасают Содом? Кто сочтет? В руках архангела повисли весы над бездной, и чашка их колеблется под тяжестью бедных человеческих душ.

Какое слово может быть религиозно-действенно, может помочь спасительному выходу из кризиса? Только одно: вечное слово о покаянии». «Неужели русский народ не несет ответственности за это почти вековое соучастие в насилии и лжи? Почему поляки сумели защитить и свою церковь и свои национальные святыни, а россияне живо откликнулись на камланию по разрушению храмов? Надо смотреть правде в глаза. Народ, который не в состоянии признаться в своих собственных ошибках и слабостях, не в состоянии учиться на своей собственной национальной истории, не имеет будущего. Он просто мертв душой.

... Разоблачать мы должны прежде всего сами себя. За свое нежелание думать, пассивность, покорность, вечное стремление сотворить себе кумира, передоверить ему собственную судьбу, за веру в чудо легких и .простых решений».

Эти две цитаты разделяет без малого шестьдесят лет. Одна принадлежит философу Георгию Федотову, другая — публицисту Александру Ципко. 30-е годы и финиш. XX века. А кажется, что размышлял, сокрушался, печаловался один человек — и сегодня! Конечно же, опытный и пристальный взгляд сразу же обнаружил стилистические и языковые различия в этих двух отрывках, особенности авторских интонаций, но согласитесь: суть высказываний до поразительности схожа — тревога по поводу преступного бездействия масс, необходимость национального покаяния.

Совесть, Вера, Культура, Будущее, Душа России — эти понятия и святыни постигал в их сложном взаимодействии и взаимопроникновении крупнейший мыслитель XX века, философ, историк, публицист Георгий Петрович Федотов (1886—1951).

Через сорок лет после его смерти труды ученого, изданные за рубежом, возвращаются на родину. И восхищают нас глубиной и оригинальностью суждений, огромным фактическим материалом, блеском стиля. Больше того, они органично и активно включаются в сегодняшние споры, полемики, дискуссии, они созвучны нашим поискам выхода из кризиса экономического и нравственного. Это признак высокого научного и провидческого таланта!

Во всех работах Федотова четко прослеживается мысль: берегите душу — России, человека. Даже в самых острых, негодующих его статьях сквозит вера в добро и очищение от скверны, вера в гуманные силы и мощь безмерно любимой России.

«Мы с тревогой и болью следим отсюда за перебоями русского надорванного сердца. Выдержит ли? — горько восклицал он в те годы, когда сталинский молох набирал свои жуткие обороты, и тут же заключал: — В России есть силы жизни, которые энергично борются с болезнетворными, смертоносными процессами».

Сегодня мы знаем о том, что уродливые руки Сталина были длинными и безжалостными, дотягивались до самых дальних стран и континентов и душили, рубили, стреляли, резали тех, кто осмелился выступить «против фашистского «социалистического» режима. Строки Федотова об «отце народов» были не только гневными и талантливыми, но и мужественными. Он не думал о своей безопасности, он верил, что страстный голос услышат в России и это поможет возрождению родины. Федотов всегда был с Россией. Он — эмигрант — ощущал себя той соломинкой, которая может переломить хребет перегруженной сталинской лошади.

Саратовцы должны гордиться, что биография этого патриота, гуманиста, мыслителя связана с их городом.

В Государственном архиве Саратовской области хранится метрическая книга саратовской церкви Рождества Богородицы за 1886 год. В ней — актовая запись о крещении 19 октября младенца Георгия, родившегося 1 октября в семье надворного советника Петра Ивановича Федотова и Елизаветы Андреевны. Восприемниками были действительный статский советник Павел Моисеевич Иванов и жена саратовского губернатора Мария Николаевна Зубова. Неудивительно, что крестной матерью была госпожа губернаторша. Петр Иванович служил правителем дел канцелярии губернатора.

Когда Георгию исполнилось три года, семья переехала на родину отца — в Воронеж. Здесь будущий философ обучался в гимназии. После смерти отца в связи со сложным материальным положением Георгий был вынужден перейти в интернат гимназии. В Воронеже Федотов увлекся гуманитарными науками, особенно философией, зачитывался статьями Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Писарева. Взгляды революционных демократов оказались ему близки и понятны.

После окончания гимназического курса в 1904 году Георгий поступает в Петербургский технологический институт.

Первую русскую революцию Федотов встретил в Саратове членом РСДРП.

24 августа 1905 года он был арестован на сходке представителей всех кружков Саратовского комитета РСДРП и заключен в Саратовскую тюрьму. На его квартире был произведен обыск. «Ничего преступного или относящегося к делу» обнаружить не удалось — и Георгий был освобожден из-под стражи.

Справка из дел Саратовского жандармского управления:

«Федотов...— член комитета берегового района Саратовской социал-демократической организации, причем 26-го августа того же года был арестован на сходке представителей районных кружков. Начиная с января сего года, он выступал оратором на всех местных собраниях, которые устраивались до сего времени как местной — демократической организацией, так и конституционно-демократической партией. Речи Федотова носили ярко революционный характер, в которых он призывал толпу к ниспровержению господствующего строя путем вооруженного восстания и учреждения демократической республики. За последнее время Федотов состоит одним из самых активные пропагандистов г. Саратова среди рабочих масс, подготавливая последних к сплочению, вооружению и необходимости вооруженного восстания».

С января 1906 года фамилия Федотова постоянно встречается в сводках наружного наблюдения. Филеры почему-то присвоили ему кличку «Сухорукий».

24 января 1906 года в Народной аудитории (ныне областная научная библиотека и кинотеатр «Ударник») конституционно-демократической партией (Проводилось собрание, на котором присутствовало около 600 человек — рабочие и интеллигенты. Среди других ораторов выступал и Федотов. «Говорил студент Федотов,— докладывал агент охранного отделения Пушкарев,— речь которого отличалась большой резкостью. Охарактеризовав действия правительства в тенденциозной форме, сказал, что мы, социал-демократы, используем этот случай агитации, но не за, а против думы, что бороться с самодержавным правительством надо вне думы, так как дума из себя будет представлять тот самый полицейский участок, который послужит не на пользу народу, а во вред, что революция—это неизбежный процесс, который наступит скоро, что все приемы борьбы будут использованы для борьбы с правительством. И до тех пор, пока в России не будет Учредительного собрания, до тех пор народ будет находиться в рабстве, как при существующем самодержавном строе».

С первых чисел апреля Саратовская организация РСДРП развернула работу по подготовке празднования 1 Мая. Сообщая об этом в департамент полиции, начальник Саратовского охранного отделения называет девять человек, которые, по его мнению, «особо энергичную деятельность в этом направлении высказали», среди них и студент Георгий Федотов.

Растет популярность Г. Федотова как оратора. Практически он выступал на всех митингах и собраниях, которые провели местные социал-демократы.

Растет и его авторитет в Саратовской организации РСДРП. В июле 1906 года он в числе двадцати кандидатов выдвигается в новый состав общегородского комитета этой организации. По итогам голосования в комитет вошло 8 человек, среди них Федотов, за которого проголосовало 98 человек при 3 голосах против.

В ночь с 8 на 9 июля Федотов, как один из «главных активных деятелей организации социал-демократов», был арестован

12 июля из департамента полиции саратовскому губернатору было направлено сообщение, что в особом совещании рассмотрен вопрос о находящихся в Саратовской тюрьме тринадцати обвиняемых в революционной деятельности. В отношении Федотова постановлено: выслать на два года под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию, считая срок с 7 июля 1906 года.

Но ссылка в Архангельскую губернию заменяется высылкой за границу. Г. Федотов выбирает Германию.

В течение 1906—1908 годов он изучает историю в университетах Германии, а вернувшись осенью 1908 года в Россию, поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета.

Некоторые исследователи утверждают, что с этого периода он прекратил революционную работу. Это не так.

В декабре 1908 года Г. Федотов вновь оказался в родном городе и снова активно участвует в деятельности Саратовской организации РСДРП.

«Донесение начальника Саратовского охранного отделения начальнику Санкт-Петербургского губернского жандармского управления о пребывании в Саратове Г.И. Оппокова и Г.П. Федотова

17 января 1909 года

В Саратов на рождественские каникулы приезжали студенты С.-Петербургского технологического института Георгий Петров Федотов и С.-Петербургского университета Георгий Ипполитов Оппоков.

Оба известны были вверенному мне отделению как активные деятели сначала местной организации РСДРП, где занимали видное положение, и в настоящее время, по агентурным сведениям, Федотов состоит членом С.-Петербургской организации, а Георгий Оппоков — членом С.-Петербургского комитета названной партии, в минувшем году Оппоков, проживая в Москве, был членом Московского комитета партии.

Проживая на Рождестве минувшего года в Саратове, оба названные лица входили в ближайшие деловые отношения с местной организацией РСДРП по организационным вопросам и по вопросу о передаче части денег, собираемых в Саратове на студенческих концертах и поступающих негласно в распоряжение местной социал-демократической организации,— в пользу Центрального и Петербургского комитета партии на оборудование предложенного названными комитетами издания печатного органа большевистского характера.

Федотову с этой целью передано от собранной на указанные цели суммы 40 рублей, которые он повез с собой для передачи в Центральный комитет или С.-Петербургский комитет партии».

В донесение вкралась ошибка: Г. Федотов в то время был студентом Петербургского университета.

Федотов успешно совмещает занятия историей в университете с революционной деятельностью.

Летом 1910 года он приехал на каникулы в Саратов, захватив с собой для распространения нелегальную литературу. 25 июня 1910 года в квартире Федотовых по адресу улица Константиновская, 114 (ныне Советская) был произведен обыск, в результате которого обнаружено большое количество нелегальной литературы. Георгий во время обыска отсутствовал, поэтому избежал ареста, а его братья — студент Московского университета Борис и ученик 2-й Саратовской гимназии Николай — были арестованы. Но так как невиновность братьев была очевидна, оба вскоре были освобождены.

19 октября 1910 года саратовский губернатор разослал полицмейстерам и уездным исправникам предписание принять меры к розыску Георгия Федотова и в случае обнаружения арестовать и отправить в распоряжение архангельского губернатора.

26 июня 1912 года министр внутренних дел заменил «Федотову высылку в Архангельскую губернию водворением его на тот же срок в избранном им самим месте жительства».

19 ноября того же года министр постановил прекратить переписку о Федотове, освободив его от гласного надзора полиции.

«Его высокоблагородию начальнику Саратовского губернского жандармского управления дворянина Георгия Федотова

ПРОШЕНИЕ

В июне 1910 года на даче в имении Буковских Саратовского уезда при обыске были отобраны у меня книги и рукопией научного содержания, отчасти даже не мне принадлежащие. Ныне, проживая под гласным надзором в местечке Карлсбад Лифляндской губернии, прошу переслать мне упомянутые книги и рукописи через местную полицию или по моему адресу: ст. Ассерн Гига — Орловской ж. д. Карлсбад, Мариинская ул. № 2А.

Георгий Федотов».

Идет длительная переписка между Федотовым и Саратовским жандармским. управлением. Но книги ему все-таки вернули. 25 сентября 1912 года Елизавета Андреевна Федотова получила «один тюк книг, писем и рукописей», в том числе книги на немецком, итальянском, латинском языках, а также «две книги рукописные со стихотворениями, антикварные».

С осени 1914 года Федотов — приват-доцент Петербургского университета по кафедре истории средних веков и одновременно сотрудник отдела искусств публичной библиотеки. На первую мировую войну Федотова не ваяли как «неблагонадежного».

Февральские события 1917 года Георгий Петрович воспринял с тревогой, увидев в них начало грядущих социальных потрясений.

В 1937 году Федотов напишет: «Смотря на вещи объективно, двадцать лет спустя видишь, что другого исхода не было; что при стихийности и страшной силе обвала русской государственности Февраль мог бы совладать с разрушением при одном условии: если бы он во всем поступал, как Октябрь.

Но как забыть, что на рубеже новой исторической эпохи, на рубеже нового «тоталитарного» деспотизма, нависшего над миром, Февраль в последний раз развернул знамя свободы? Настанет время — мы не знаем, близко ли оно,— когда растоптанный, униженный человек (ведь он, в конце концов, не термит, а бессмертный дух!) взбунтуется и потребует своих прав: уже не на пищу, не на спорт, не на зрелище, а на мысль, на свободу, на нравственную ответственность. Это первое пробуждение человека и будет «воскрешением Февраля—в России».

В 1917 году Г. Федотов стал членом религиозно-философского кружка, который сложился вокруг Александра Александровича Мейера (1875—1939). Имя этого самобытного христианского мыслителя сейчас практически забыто. В 1918 году членам кружка удалось выпустить два номера журнала «Свободные голоса» под редакцией и со статьями Федотова.

Уже тогда ярко проявился публицистический, литературный талант Федотова. В статье «Лицо России» («Свободные голоса». 1918. № 1. Апрель) он писал: «Кто пил горькую чашу изгнания и жил с предчувствием, что долгие годы — быть может, целая жизнь — отделяет его от России, тот знает острее всякого другого, что значит тоска по родине. Пусть мысль в плену предрассудков отвергала Россию — самое суровое сердце билось живее при воспоминании о родине... И мы томились — кто по березам и соснам северных сторон — помните? «полюби эту вечность болот — навсегда безысходна их мощь»,— кто по суровым просторам степей, по безбрежной Волге и дыханию восточных песков».

В этой статье Федотов приводит строки поэта-саратовца Михаила Зенкевича:

А в полях, в страду, как прежде, шумно,

И скрипят возы с поникшей рожью,

И под солнцем златоверхи гумна,

И вихрится пыль по придорожью.

С уважением и восхищением пишет Федотов о мудрой народной душе, о музыке Глинки и Римского-Корсакова, о поэмах Пушкина и эпопеях Толстого, новгородской иконе, в которой таилось «живописное искусство дух захватывающей мощи», и угличских церквах, «Слове о полку Игореве», и «Житии протопопа Аввакума», русских песнях, сказках, обрядах, о героизме русского солдата, о Радищеве и декабристах.

Лицо России, по мнению Федотова, откроется только тогда, когда «будущее сомкнется с прошлым в живую нить».

«Пусть для других звучат насмешкой слова о ее славе. Пусть озлобленные и маловеры ругаются над Россией, как над страной без будущего, без чести и самосознания. Мы знаем, мы помним. Она была Великая Россия. И она будет!»

В 1920—1922 годы Георгий Петрович — профессор Саратовского университета, ведет курс по истории западно-европейского средневековья.

В августе 1922 года произошло событие, сильно повлиявшее на развитие философии в стране и имевшее глубокие последствия не только для философской мысли, но и для всей духовной культуры России.

Решением Политбюро ЦК РКП (б) и Президиума ВЦИК из страны была выслана часть творческой и научной интеллигенции (161 человек). Были среди них и философы: Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, С.Н. Булгаков, П.А. Сорокин, Л.П. Карсавин и другие. 161 человек. Наверное, в количественном отношении это немного, но кто и когда измерял духовный и научный потенциал человеческой мысли.

В письме к Ф.Э. Дзержинскому от 19 ,мая 1922 года В.И. Ленин писал: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательно. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить также меры подготовки... Обязать членов Политбюро уделять 2—3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавьте отзывы ряда литераторов-коммунистов (Стеклова, Ольминского, Скворцова, Бухарина и т. д.). Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей.

Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ.

Мои отзывы о питерских двух изданиях: «Новая Россия» № 2. Закрыта питерскими товарищами. Не рано ли закрыта? Надо разослать ее членам Политбюро и обсудить внимательно. Кто такой ее редактор Лежнев? Из «Дня»? Нельзя ли о нем собрать сведения? Конечно, не все сотрудники этого журнала кандидаты на высылку за границу.

Вот другое дело питерский журнал «Экономист», изд. XI отдела Русского технического общества. Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3 (только третьем!!! это nota bene!) напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все — законнейшие кандидаты на высылку за границу.

Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».

Сведения собрали. Писателей, ученых и прочих «профессоров» выслали, правда, тех, кого не успели расстрелять до этого. «Толковые» и «образованные» люди из ГПУ действительно выполняли свою работу аккуратно и добросовестно.

В 1925 году вынужден был покинуть Россию Г.П. Федотов. За границей он возобновил преподавательскую деятельность: 1926—11940 годы — профессор Православного Богословского института в Париже, 1943—1951 годы — профессор Православной академии в Нью-Йорке.

Насилие, попрание человеческого достоинства, «социалистическое мещанство», зверское удушение свободы — тот путь, которым пошел Октябрь, стал ненавистен Федотову, и он объявил ему войну. В социал-демократе, некогда увлеченном идеями революционного преобразования мира, победил гуманист, человек, свято верящий в добро и высшую духовность.

«Все существование нового правящего класса и его главы связано с Октябрьской революцией,—писал он 20 декабря 1938 года.— Они могут отказаться от чего угодно, но не от культа Октября, а следовательно, и Ленина, и того знамени, под которым Ленин привел их к победе. Иронии судьбы угодно было, чтобы это знамя было марксистским. Марксизм и остается, вероятно, официальным наименованием русского фашизма».

21 февраля 1937 года Федотов пишет статью, навеянную передовицей газеты «Правда». Там был опубликован список имен, на которых, по мнению партии, должно покоиться национальное сознание советского человека: Пушкин, Лермонтов, Чернышевский, Толстой, Горький... «А почему нет Достоевского, Некрасова?» — недоумевает Федотов. Вершиной русской культуры в Стране Советов провозглашается ленинизм — самое передовое, самое научное учение, которое знала история человечества. «В действительности дело обстояло так. Пока в России жил и процветал ленинизм, русская культура — культура Пушкина, Толстого — удушалась. Теперь стали амнистировать русскую культуру, не сводя Ленина с пьедестала. Более того, оставляя ему первое место в этой органически с ним несовместимой культуре».

О чем бы ни писал Федотов, он всегда был обеспокоен мыслями о гуманизме, совести, душе, свободе.

Его манера письма—четкая, хлесткая, предельно откровенная, ироничная. Лучшие статьи Федотова — образец аргументации и объективности. Работникам пера, склонным к конъюнктуре, шараханью из крайности в крайность, категоричности суждений, хотелось бы пожелать: читайте работы Г. Федотова и попробуйте переучиваться.

Лучшие черты Федотова-публициста проявились, на наш взгляд, в статье «На смерть Горького», написанной 9 июля 1936 года.

«Смерть Горького не у одного из нас заставила сжаться сердце. В последние годы наши отношения с Горьким были вконец испорчены. Мы пережили с недоумением и болью то, что считали и продолжаем считать его падением. Но мы не могли забыть, кем был Горький для каждого из нас и для всей России — на известном отрезке нашей жизни. Мы хотели бы понять смысл его жизни, его конца. И у кое-кого, должно быть, шевелится мучительная мысль: нет ли в таком конце доли нашей вины?»

Основные черты тех людей, которые победили в Октябре, были предвосхищены Горьким еще сорок лет тому назад, подчеркивает Федотов,—«это новая интеллигенция, смертельно ненавидящая старую Россию и упоенная рационалистическим замыслом России новой, небывалой».

Горький никогда не был подлинным русским интеллигентом, его «учительство» слишком оторвано от подлинной культуры и гуманистической морали.

«В отличие от Ленина, Горький не заигрывал с тьмой и нe разнуздывал зверя. Тьме и зверю он объявил войну и долго не хотел признавать торжества победителей... Статьи Горького в «Новой жизни» — бесспорный патент на благородство. Здесь он шел не против старого мира, а против хаоса и безумия, обуявшего его класс, его Россию».

Но Горький «не выдержал одиночества», «его миросозерцание не защищало его достаточно от духа злобы». В итоге — «слепота усталости, которая не хочет правды» и — «один на один со Сталиным».

«Слишком горька правда, и старый человек хочет успокоиться на подушке «достижений»... Гуманизм в наши дни — хрупкая вещь, ибо он не поддерживается больше общим потоком жизни и требует очень глубоких корней для своего существования».

Гуманизм в наши дни — хрупкая вещь...

«Больше свободы. Больше человечности. Меньше рабства перед формулами, перед доктринами». Это завещание большого ученого и человека, нашего земляка Георгия Петровича Федотова.

Публикацию работ Федотова начал журнал «Новый мир» (1989. № 4), затем «Литературная учеба», «Вопросы философии», «Искусство кино». Вышла брошюра в научно-популярной серии «Знание». Издательством «Московский рабочий» в 1990 году выпущена его книга «Святые Древней Руси». Сейчас публикуются статьи, впервые увидевшие свет во Франции и США.

Яркие штрихи к портрету Федотова — философа и публициста — содержит статья Георгия Иваска, опубликованная в американском альманахе «Русское обозрение» (1953, Том 12. № 1. Апрель). Вниманию читателей предлагается сокращенный вариант статьи «Георгий Федотов», переведенной Лилией Лукиной.

«Покойный Георгий Федотов провел последние 10 лет своей жизни в этой стране и незадолго до смерти стал американским гражданином. Две его книги были опубликованы здесь на английском языке: «Русская религиозная мысль» (сейчас готовится второй том этой работы) и «Сокровищница русской духовности». Эти ценные работы имели свой, но ограниченный круг читателей. Замечательные статьи Федотова по различным аспектам русской и западноевропейской культуры непременно найдут своего заинтересованного читателя в США, однако они еще не переведены. Пользуясь известным термином, Федотов — последний выдающийся представитель русского философско-мсторического «публицизма», который берет свое начало во второй четверти XIX века, в первом споре между славянофилами и западниками. К числу последних принадлежал Герцен, издававший в 50-х годах XIX века в Лондоне свой известный журнал «Колокол», который имел большое культурное значение для России. Чернышевский (некоторые считают его духовным отцом Ленина) также может быть причислен к западникам. Среди славянофилов одним из ведущих публицистов был Хомяков. Достоевский, который в своем «Дневнике писателя» склонялся к славянофилам, и Толстой, проповедовавший своеобразный вид анархизма («непротивление злу насилием»), также были публицистами, которые владели умами современников.

В этой же традиции философско-исторического письма работал и Бердяев (1874—1946), который в ссылке завоевал всемирную известность. В работе «Русская идея» он писал, что русские обычно тяготеют к деструктивному нигилизму и схоластической утопии. Этот вывод оригинален, но неубедителен.

Федотов тоже находил в России нигилистов и схоластов, но, обладая глубокими знаниями истории, избежал поспешных заключений. В своей статье «Русский человек» он привлек внимание к третьему типу русских — строителю. Подчеркнул, что на протяжении всей своей жизни Федотов ставил перед собой конструктивную задачу — выявить положительные принципы и факты в русском прошлом, которые помогут России стать свободной и высококультурной державой.

Некоторые из его статей опубликованы на русском языке издательством имени А.П. Чехова в Нью-Йорке. Эти и другие, собранные воедино, работы представляют собой замечательный труд по русской культуре. Федотов обладал даром мастерского, яркого описания исторических эпох.

Описывая события—давние или современные,— он в первую очередь пытался осознать их и удержаться от морализаторского приговора. В истории (как и в окружающей его действительности) Федотов осуждал зло: насилие, рабство, фанатизм. Он отвергал (безответственное восстание и мечтательный утопизм, он был не менее критичен к достижениям культуры и (цивилизации, лишенным духовной созидательности. Его мышление всегда исходило из реальности, в этом он выгодно отличался от большинства других русских философов истории с их склонностью размышлять о желаемом, а не о действительности.

В политике Федотов был умеренным социалистам, в последние годы жизни вступил в Лигу борцов за русскую свободу в Нью-Йорке. Он был активным членом ортодоксальной церкви, читал лекции по истории церкви — сначала в Париже, затем в Нью-Йорке, в Грекоортодоксальной теологической академии Святого Владимира. Федотов до последнего дня своей жизни надеялся, что 'освобожденная Россия будет социалистической и христианской.

Георгий Федотов был подлинным гуманистом, истинным ценителем латинской поэзии, творчества современных ему поэтов. Тонкое понимание искусства позволило ему так убедительно, зримо представить творческую атмосферу той или иной эпохи. Его литературный стиль был сжатым и точным, как у римлян, и в то же время в нем (присутствовало что-то неуловимое от современной лирической поэзии.

Отношение Федотова ко многим современным представителям социализма и христианства, в частности ортодоксальной церкви, часто было критичным, однако он твердо верил: эти две силы — основа морального и духовного возрождения и надежная охрана справедливого социального порядка. Эти принципы привели его к полному отрицанию большевизма, который он считал формой фашизма, а не социализма. В истории России он сурово осуждал «Московский период», особенно XVI и XVII веков, когда Россия, хотя и ортодоксально-христианская, была тем не менее оплотам абсолютизма и тирании.

Наиболее (привлекательным для Федотова периодом русской истории была предмонгольская Киевская эра, которой он (посвятил (значительную часть своих «английских» книг. Его также весьма интересовал «эксперимент» русской средневековой демократии — свободный город Новгород, «республика Святой Софии».

Что касается русской истории (последних двух веков, Федотов высоко ценил культуру так называемого «имперского стиля», эру Пушкина, может (быть, единственного до Федотова подлинного русского гуманиста. (Пушкин до сих пор является объектом поклонения для всех русских и, как верно указал профессор Капрович, не вписывается в схему Бердяева — Александр Сергеевич не был ни нигилистом, ни схоластам. Для Федотова гений Пушкина доканывал, что даже в беспокойной России, где чередуются восстания и тирания, можно достичь внутренней гармонии и свободы.

Но Федотов не был оптимистом: размышляя о будущем, он допускал, что свободный мир может быть разрушен большевизмом. Он возлагал свои надежды на то, что Соединенные Штаты освободят человечество от коммунистического господства. Федотов противостоял всем искусам национализма, которым уступил Бердяев. Он любил Россию, но не во всех нарядах.

Эссе Федотова — восхитительное чтение. Воссоздавая историю с латинской краткостью, он обладал талантом драматизировать прошлое. История для него была борьбой, он принимал чью-либо сторону, однако без извращения фактов или приспособления их под свои теории. Он никогда не колебался в своей вере, страстно боролся за добро, хотя и не был убежден, что оно может победить зло».