Хованский Н

Хованский Н.Ф. Губер Эдуард Иванович (1814 - 1847) // Хованский Н.Ф. Очерки по истории г. Саратова и Саратовской губернии: С биографиями… Саратов, 1884. Вып. 1. Гл. 4: Наши писатели, ученые, воины и государственные люди. С. 107-115.

ГУБЕР ЭДУАРД ИВАНОВИЧ (1814-1847).

Губер, русский поэт и переводчик «Фауста» Гете, Родился 1 мая 1814 г. в приволжской немецкой колонии Усть-Залихе, камышинского уезда, в семье лютеранского пастора, состоявшей до poждeния Эдуарда из 5 членов: самого пастора, его жены и троих детей. Первые правильные уроки чтения и письма, конечно, на немецком яз., на котором исключительно говорилось в доме, Эдуард получил от своей матери. Но еще ранее того, маленький Эдуард, на 4-м году, по собственной охоте, начал сам учиться читать. По словам отца, сын его с раннего детства получил какую-то страсть к рифмам и на 7-м году сам стал сочинять их и записывать в особую тетрадь, носившую следующий заголовок: «Полное собрание сочинений Эдуарда Губера, — издать после моей смерти». В 1823 году, когда Эдуарду минуло 8 лет, отец его был переведен из колонии в Саратов в звании пастора и ассесора евангелическо-лютеранской консистории, и перевез сюда всю семью. Здесь, на 9 году от роду, с Эдуардом серьезно стали заниматься уроками, сначала отец—по греческому и латинскому яз., потом приглашенный отцом какой-то грамотей В.Я. Волков—по русскому яз., причем эти последние уроки происходили в доме И.К. Нордстрема, которого сын также обучался у Волкова. Замечательно, как легко Эдуард Губер выучился русскому яз., ибо, начав ученье с апреля 1824 г., он в августе того же года оказался в состоянии поступить в саратовскую гимназию. Не задолго пред тем основанная, эта гимназия, благодаря директору ее, ученому Миллеру, о котором мы уже говорили, поставлена была довольно серьезно. Учителями были молодые воспитанники казанского университета, еще не успевшие остынуть к науке, не успевшие еще душевно опуститься в мертвящей «саратовской глуши». Из среды их выдавался учитель русского яз. Ф.П. Волков, человек любивший литературу. Он разгадал в Губере талант и занялся с ним особенно усердно. Между прочим, он собирал и берег все ученические упражнения Губера в стихах и прозе. Из них некоторые сохранились до нашего времени, как, напр., разбор оды Державина «На смерть кн. Мещерского» и сочинение, а может быть, перевод, «О бессмертии души». Это последнее сочинение, как по предмету, так и по характеру своему, обращаем на себя внимание. Очевидно, что мальчику не могло придти в голову, без чьего-либо влияния, писать о бессмертии души. Полагают, что такое влияние оказывал на Губера известный Игн. Фесслер, родом венгерец, выписанный в Poccию Сперанским, человек замечательной учености, но крайний мистик: он преподавал философию в петербургской духовной академии, но во время известного университетского погрома Рунича, по одному доносу, был удален из академии сначала в Вольск, потом в Сарепту, оттуда, в 1828 г., в звании супер-интенданта и представителя лютеранской консистории, был переведен в Саратов[1].

В бытность свою в гимназии Губер вошел в знакомство с лучшими домами тогдашнего Саратова, как-то: баронессы фон-Гейм, Тихменевых и др. В товарищеские отношения Губер вошел с И.Я. Кудрявцевым, А.Д. Горбуновым и Н.Н. Зининым. Из этих лиц г. Горбунов кончил курс в московском университете, участвовал в литературе переводом «Конрада Валенрода», Мицкевича, весьма близким к подлиннику, но затем вполне отдался административной деятельности, был начальником местной женской гимназии и затем членом саратовской Городской Управы. Н.Н. Зинин был известным русским химиком, умер 5-го февраля 1880 г. «Русская химия в нем, говорит академик А.М. Бутлеров, лишилась того, кому по преимуществу обязана она своим вступлением в самостоятельную жизнь и тем видным местом, какое отводится ей теперь западно-европейскими учеными. Имя Зинина открывает собою целый ряд имен русских химиков... Свою глубокую и бескорыстную любовь и преданность знание вообще он умел вселить во всех приходивших с ним в соприкосновениe, соприкосновение же это было обширно, так как глубокий, живой и оргинальный ум Н.Н. Зинина, соединенный со всегдашнею приветливостью и замечательною скромностью, всюду тот час влек к нему молодых ученых и делал его центром, около которого группировались обыкновенно не одни химики, но и специалисты всех отраслей естествознания и врачи». («Жур. М. Н. Пр.» 1880 г. кн. 3).

В 1830 г. Губер кончил курс гимназии и на последнем торжественном акте прочитал написанное им стихотворение: «К друзьям», в виде прощального привита своим товарищам по гимназии. Стихотворение это нашло место в издании сочинений Э.И. Губера в числе других его юношеских произведений, написанных Губером в период 1828—1830 г., в бытность в гимназии. Стихотворения эти свидетельствуют, что уже в 14—16 лет Губер отлично владел стихом.

По выходе из гимназии, Эдуард был в том же 1830 г. снаряжен в Петербурга, в корпус путей сообщения, куда уже ранее, по желании отца, был записан кандидатом. Провожая юношу, баронесса М.А. фон-Гейм, бывшая подруга Карамзина, Жуковского, Дмитриева, Воейкова, заброшенная судьбою в Саратов, снабдила его рекомендательным письмом к Жуковскому. По приезде в Петербурга, Губер тотчас же сдал экзамен в корпус путей сообщения, но ему обявили, что за неименьем вакансии он не может быть принят. Бедный Губер поспешил сдать другой экзамен — в университета, но тут вдруг, благодаря чьему-то ходатайству, Губер был принят в корпус путей сообщения. Говорят, что это ходатайство последовало от Фесслера, который к этому времени был вновь переведен в С.-Петербург. Но можно думать, что кто-нибудь из начальства корпуса вспомнил о заслугах отца Губера, самоотверженно действовавшего в холеру 1830 г. в Саратове, в качестве священника и в качестве врача, — и ради этих заслуг отца сын был принята. Разумеется, Губер не замедлил воспользоваться рекомендацией бар. фон-Гейм и посетил В.А. Жуковского, которым и был обласкан, как только умел ласкать знаменитый поэт. Далее Губер сделал некоторые другие знакомства в литературном мире, и во всю бытность свою в корпусе усердно занимался поэзией, за то не очень охотно собственно инженерными науками и в частности математикой. В 1834 г. он окончил курс и вышел с чином прапорщика.

Служба требовала от Губера частых отлучек из Петербурга, отнимала много времени, но тем не менее Губер не переставал заниматься поэзией, которой посвящал каждый свободный час. Он приступил к переводу «Фауста». Но уже до этого имя Губера было немного известно в литературе: большие стихотворенья молодого поэта стали появляться в печати с 1831 г. К концу "1835 г. перевод 1-й части «Фауста» был окончен, представлен в цензуру—и запрещен ею... В досаде Губер разорвал рукопись на мелкие части. О постигшем Губера несчастии случайно узнал А. С. Пушкин, узнал и пришел утешить молодого человека. По поводу этого свидания с Пушкиным, Губер оставил следующую заметку: «Я видел несколько из так называемых знаменитостей наших, но сравнивая жалкое меценатство, напыщенное снисхождение, с которым они с высоты своего величия протягивали концы пальцев трепещущему новичку на поприще литературы, сравнивая, говорю, это меценатство с привлекательным откровенным простодушием Пушкина, я не мог не убедиться в том, что достоинство тем выше, чем проще». Пушкин убедил огорченного переводчика приняться вторично за свой труд, и Губер, желая выразить свою любовь к великому нашему поэту, дал слово перевести «Фауста» вновь, и сдержал свое слово. Но прежде чем вторичный труд Губера был кончен — Пушкина не стало. Впечатление смерти его на Губера было громадное. Губер потерял в Пушкине главнейшего своего двигателя в литературе, ибо живи Пушкин—и под его благотворным влиянием Губер, как можно полагать, не остался бы тем, чем представляется он нам теперь в своих произведениях, т. е. бойким и звучным поэтом, имеющим довольно одностороннее направление и иалохарактерным в своих поэтических образах и выражениях... Вся грусть Губера по поводу смерти Пушкина вылилась в известные стихотворенье, которое начинается так:

«Я видел гроб его печальный,

Я видел в гробе бледный лик,

И в тишине, с слезой прощальной

Главой на грудь его поник...» и проч.

А в конце поэта обращается мыслью к виновнику смерти Пушкина с таким энергическим восклицаньем:

«А ты!.. Нет, девственная лира

Тебя, стыдясь, не назовет,

Но кровь певца в скрижали мира

На суд веков тебя внесет...» и проч.

Стихотворенье это ходило в Петербурге в рукописи только 20 лет спустя, в 1857 г., напечатано было в московских газетах, т. е. можно сказать, в течете 20 лет было известно всем и только после появления в печати стало мало-по-малу забываться.

В 1838 г. появился в печати перевод «Фауста» и был приветствован большинством журналов. Труд Губера был первою попыткою познакомить русскую публику с великим произведением Гете—и в этом заключается заслуга нашего поэта. Перевод этот находили не удовлетворительным но, однако, он долго оставался лучшим переводом «Фауста». Губеру он обошелся не без больших неприятностей. Он не дал ему особенного барыша, но послужил поводом к клеветам и интригам против автора. Именно в это время Губер надеялся получить кафедру философии в институте путей сообщения, но «Фауст» испортил ему карьеру и он должен был отказаться от своих надежд. Он стал сотрудничать в «Современнике» а потом в «Отеч. Записках», где поместил, между прочим, две большие статьи «о философии»—плод своих подготовок для получения кафедры. Неудачные хлопоты о кафедре и денежные затруднения приводили Губера в самое тяжкое душевное настроение, которое и отражалось в его стихотворениях—в них большею частью слышится жалоба, грусть, недовольство жизнью... Вследствие денежных затруднений, Губер вынужден был, при посредстве своего дяди, академика Шмидта, взять от академии заказ на перевод тибетской грамматики и лексикона. В тоже время он составлял для энциклопедического словаря Плюшара статьи по истории немецкой литературы. В 1840 г., оставив тяготившую его службу, Губер сделался главным сотрудником редакции «Библиотеки для чтения». Работа была тяжелая, несносная, приходилось перечитывать массу статей, поступавших в редакции с разных концов России, исправлять, переделывать, и хотя вознаграждение было порядочное, Губер не мог не тяготиться таким трудом. К этому времени, может быть, относится прелестное стихотворенье Губера «На покой»:

Тяжело, не стало силы,

Ноет грудь моя:

Злое горе до могилы

Дотащу-ли я?

На покой пора печали,

Время спать костям;

Душу страсти разорвали,

Время спать страстям.

А далеко-ли? у гроба

Отдохнул-бы я,

Отдохнули-бы мы оба:

Я да грусть моя.

Весной 1842 г. Губер уехал из Петербурга в имение одного своего приятеля в Орловской губернии и провел там все лето с целью поправить свое здоровье, начинавшее расстраиваться. Но по возвращены в столицу, Губер, имевши массу знакомых, как в высшем, так и в среднем кругах общества, не занятый теперь службою, стал вести такую рассеянную жизнь, что здоровье его вновь расстроилось. Он появлялся па всевозможный раутах, публичных вечерах, концертах и проводил целые ночи вне дома. Не смотря на всю странность и угловатость манер поэта, его принимали всегда радушно в светских гостинных. Говорят, что ему—немцу по рожденью—петербургское общество обязано тем, что привился обычай открыто говорить в гостинных по-русски. Действительно, Губер печатно всегда восставал против пристрастия тогдашнего общества к французскому языку. В 1845 г. Губер выпустил в свет сборник своих стихотворений, который приветствовали все журналы, кроме «Отеч. Записок», где работал Белинский. Последний так оценил Губера: «В его стихотворениях мы увидели хороши, обработанный стих, много чувства, еще более неподдельной грусти и меланхолии, ум и образованность, но, признаемся, очень мало заметили поэтического таланта, чтобы не сказать—совсем не заметили его. Везде сердце, которое чувствует, везде ум, который не столько мыслит, сколько рефлектирует, т. е. рассуждает о собственных чувствах и собственных мыслях,—и нигде фантазии, которая творит»...

В начале 1847 г. Губер выступил в «С.-Петербургских Ведомостях», издававшихся А.Н. Очкиным, в качестве воскресного фельетониста, подписываясь буквами Э.И. или К.Д. С. Оставив светские развлечения, он начал работать вновь и в «Библютеке для чтения», но оба эти сотрудничества длились не долго. 28 марта 1847 г. было написано Губером последнее стихотворение «Ave Marиa», затем 5 апреля он уже слег в постель, а 11 апреля, рано утром, поэт тихо скончался, окруженный друзьями, в числе которых были гр. В.А. Соллогуб, гр. А.С. Уваров, граф Апраксин, М.Н. Лонгинов и др. Предсмертною фразой его было: «Как сладко умирать!»—Тело Губера погребено на Волковом кладбище, в Петербурге.

«Сочинетя Э.И. Губера», собранные Г.А. Тихменевым, изданы Смирдиным в 1859—1860 гг., в трех томах, с изображением бюста поэта и с биографией его.