Вахрушев В. Поэзия Б.Пастернака и Балашов: 1990 год объявлен ЮНЕСКО годом Пастернака // Балашовская правда. Балашов, 1970. 20 февр.

ПОЭЗИЯ Б. ПАСТЕРНАКА И БАЛАШОВ

1990 год объявлен ЮНЕСКО годом Пастернака

В феврале этого года знатоки поэзии во всех странах мира отмечают столетие со дня рождения выдающегося деятеля культуры и поэта Бориса Леонидовича Пастернака. До недавнего времени у нас не было возможности говорить о его творчестве в целом, и только в 1988 году .сразу миллионным тиражом в журнале «Новый мир» был опубликован знаменитый его роман «Доктор Живаго», ставший по существу поэтическим завещанием писателя.

У балашовцев есть и личный, так сказать, повод отметить юбилей талантливого художника. Ведь именно благодаря его книге «Сестра моя— жизнь» (1922 г.) само название нашего города, его поэтический образ стали известны поклонникам русской поэзии в Германии и Франции, Италии и Англии, США и Австралии. И в этом смысле вполне прав был английский писатель и ученый Джек Линдсей. когда он назвал Балашов одной из «точек на духовной карте» мира.

В нашем городе, а также в Романовке и Мучкапе Пастернак бывал несколько раз в 1916— 1917 голах, приезжая сюда из Москвы по железной дороге, чтобы посетить сестер Синяковых (одна из них—Оксана — вскоре стала женою поэта Н. Асеева) и Елену Александровну Виноград Дороднову). Тема пламенной и печальной, ибо неразделенной любви сливается в сборнике с романтически восторженным мотивом революции — ведь подзаголовок сборника «Лето 1917 года», И в образе маленького провинциального городка Балашова нераздельно соединены мотивы жизни, природы, обжигающей страсти и того великого социального подъема, который охватил тогда страну. Вот как звучит стихотворение «Балашов» из раздела «Книга степи» в сборнике.

По будням медник

подле вас

Клепал, лудил, паял,

А впрочем—масла

Подливал

В огонь, как пай к

паям.

И без того душило грудь

И песнь небес: «Твоя, твоя!»

И без того лилась в

жару

В загон, на саквояж,

Сквозь дождик

сеялся хорал

На гроб и в шляпы

молокан,

А впрочем—ельник

подбирал

К прощальным облакам.

И без того взошеч,

зашел

В больной душе, щемя, мечась,

Большой, как солнце,

Балашов

В осенний ранний час.

Лазурью июльскою

облит, Базар синел и

дребезжал.

Юродствующий

инвалид

Пиле, гундося,

подражал.

Мой друг, ты спросишь, кто велит,

Чтоб жглась юродивого

речь?

В природе лип, в

природе плит,

В природе лета было жечь.

Многие разочарованно и - недоумением скажут где же тут наш город? Клочки какие то, обрывки, вроде той самой «речи» юродивого! Да, имен но так воспринимают современную поэзию люди, которых никто не учил понимать ее законы. На самом же деле здесь все, или почти все, относительно легко улавливается.

Поэт взволнован предстоящим свиданием с любимой он едет в поезде и в его лихорадочно взвинченном воображении путаются времена года («осенний час» и «июльская лазурь»), события прошлого и настоящего. И из мелких бытовых деталей (медник со своим инструментом, инвалид на базаре, похороны на молоканском кладбище) складывается единый символ огня, жары, жжения, пламени, переполняющего вселенную, заглушающего даже смерть, отсюда и неожиданные религиозные ассоциации —«песнь небес» связан поэмой Лермонтова «Демон» — и чисто космическая гипербола «большой как солнце, Балашов». Думаю, она пришлась по душе Маяковскому, (который вообще расхвалил весь сборник «Сестра моя — жизнь».

В стихотворении «Распад» из этой же книги читаем:

Куда часы нам

затесать?

Как скоротать тебя

Распад?

Поволжьем мира, чудеса

Взялись, бушуют и не

спят.

У звезд немой и

жаркий спор:

Куда девался Балашов?

В скольких верстах? И

где Хопер?

И воздух степи

всполошен;

Он чует, он впивает дух

Солдатских бунтов и

зарниц.

Исследователи спорили, о каком «Распаде» здесь речь? Не было и нет станции с таким названием около Балашова, а есть только остановка Пады. Скорее всего, поэт по-своему воспринял это название и истолковал его символически как распад старого мира. И снова Балашов становится условно поэтической точкой на космической карте духа.

Интересно, что в романе «Доктор Живаго» черты нашего города уже в более реалистическом аспекте писатель изобразил, как мне представляется, в облике степного захолустного городишка Мелюзеево. Но это тема для особого разговора. Интересно будет сопоставить этот эпизод книги с некоторыми архивными материалами, дающими конкретное представление о том, как воспринимали революцию 1917 года жители тогдашнего Балашова. Со страниц архивных записей н документов доходят до нас их голоса взволнованные, страстные растерянные, наивные...

И нам благодаря такому реальному комментарию к творчеству Пастернака становится еще понятнее и ближе его творчество ставшее уже частью мировом культуры

В. ВАХРУШЕВ, профессор пединститута, доктор филологических наук.