Яковлев А.С. Рассказ о своей жизни // Детская литература. М., 1937. № 23. С. 38-39.
Город
наш маленький и угол глухой: Вольск Саратовской губернии. И годы были глухие: я
родился 23 ноября 1886 г. А дом — на самой дальней окраине города, у тюрьмы.
Через квартал от дома степь, на которой маршировали ополченцы и солдаты, и за
степью — фруктовые сады широкой, почти трехверстной, полосой. За садами поле и
лес, лес на много десятков верст. В нашем квартале домики сплошь в одно-два
окошка. Жили в них плотники, маляры, сапожники, штукатуры, слесарь, колесник.
Был и ломовой извозчик один и трое таких, которые пахали землю и «держали»
сады.
Отец
мой был маляр, зимогор («летом работает, зимой горюет»).
В
детстве я носил бедность, как привычную одежду, совершенно не ощущая ее. Мы
даже считались в нашем квартале «богатыми», потому что каждый день ели хлеб и
даже пили чай (сахар в прикуску). Отец мой по летам уезжал в Саратов на заработки,
осенью привозил столько денег, что на зиму у нас запасались капустой,
картошкой, солеными арбузами и мукой. Вот другие в квартале жили так, что мне
до сих пор вспомнить страшно. Ребята потихоньку бегали в город нищенствовать,
женщины за гривенник работали в садах «от темна до темна», мужчины пьянствовали
сплошь. А как детей калечили! Как били жен!
Наша
семья была «счастливой», потому что отец мой никогда не пил, в семье все
работали дружно, я за годы детства не помню у нас ни одной крупной ссоры. Семью
вела моя бабушка — бывшая крепостная графа Орлова-Денисова. Это была властная,
чрезвычайно энергичная старуха. В молодости за ум и расторопность она была
взята из деревни к графине в горничные. Однажды во время приема графских
гостей, когда она несла поднос с чайной посудой, к ней бросилась собака,
ласкаясь, и сбила с ног. Посуда разбилась. Графиня приказала отправить бабушку
на конюшню и утром высечь ее «на страх всей дворне». Ночью бабушка оторвала в
крыше доску и бежала в лес, потом в город и в скиты на Иргиз, где и скрывалась
до падения крепостного права. В нашей семье все ей подчинялись. Нас, внучат,
она любила сверх всякой меры. Ее сказки, ее рассказы, ее яркий красочный язык
прошли со мной через всю мою жизнь.
Мой
дед — со стороны матери — был бурлаком на Волге, а зимой — пильщик. Никто из
моих родичей не знал грамоты, только моя мать и ее отец умели читать
церковно-славянские книги. Но писать и они не умели. Своего отца я уже сам
научил грамоте, когда стал ходить в школу.
До
букваря, с которым я пошел в школу, у нас в доме были только две книги:
псалтырь и «Цветник» — сборник рассказов о жизни мучеников. Эти книги моя мать
читала всегда со слезами. В девять лет и я научился читать и долгие годы
моими любимыми книгами были сказки, жития святых, книжки про разбойников, ведьм
и леших. На двенадцатом году я бежал из дома в Пермские леса, чтобы стать
разбойником, прошел около тысячи верст (до Казанской губ.), но, измученный
голодом и дорогой, вернулся. Впрочем, в это же время я мечтал сделаться и отшельником.
Опять
книги — классики, путешествия. После приходского училища меня решили было
«пустить по малярной части». Но вмешался учитель Афанасий Петрович Григорьев.
Я учился у него на пять с плюсом,— и он убедил моего отца отдать меня в
городское училище.
Дома
был долгий спор. Бабушка требовала «не пускать внука в науку: все ученые бога
забывают, постов не блюдут». Отец говорил: «Мне нужен помощник». За ученье
стояла только мать. Учитель убедил бабушку: «В городском училище на счет бога
строго», а отец поставил мне условие: «Зимой учиться, а летом со мной
работать».
Окончил
городское училище в пятнадцать лет,— и с тех пор самостоятельная жизнь. Год
прослужил на телеграфе станции Привольская Рязано-Уральской железной дороги,
потом на почте в Вольске. Чрезвычайно много читал.
В
то время прочел Тургенева «Отцы и дети». И жизнь преломилась: от глубочайшей
религиозности к полной потере веры. Время мук необычайных: «Где смысл жизни?»
И тут — 1905 год. Вот смысл и цель: борьба за всеобщее счастье. Хотел, чтобы социализм
наступил сегодня, завтра.
Много
учился. «Революционер должен быть глубоко образован». Экстерном сдал за курс
реального училища и поступил на историко-филологический факультет Петербургского
университета. Голодал и собирался перевернуть весь мир. С увлечением слушал
лекции, а после шел за Невскую заставу к рабочим. Грозил арест. Бежал на
Кавказ и там, в Грозном, настигли. Окружная тюрьма, смертники, печальные
чеченские песни по вечерам.
Через
полгода в арестантском вагоне отвезли в Ростов-на-Дону на пять лет под надзор
полиции. <…>