Жак Л. "Товарищ Антон" // Волга: Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Саратов, 1967. № 4. С. 105-109.

Любовь Жак

«Товарищ Антон»

В начале тридцатых годов мне довелось встретиться с одним из старейших участников пролетарского революционного движения Александром Алексеевичем Богдановым. Его, вероятно, еще помнят старшие товарищи-литераторы и как поэта, печатавшегося в дооктябрьской «Правде», и как активного участника литературной общественности первых двух пореволюционных десятилетий Но мало кому известно хоть что-нибудь об А.А. Богданове, как «товарище Антоне», большевике-подпольщике, имя которого было популярно среди социал-демократов Поволжья в первое десятилетие XX века

Очерк о «товарище Антоне» — А.А. Богданове написан на основании ряда неопубликованных документов, разного рода заметок писателя, его воспоминаний о революционной работе в Саратове, переписки с женой — Е.Н. Богдановой, рассказов людей, близко знавших его.

Все, что касается его встреч с В.И. Лениным, написано на основе воспоминаний А.А. Богданова, опубликованных в журнале «Жернов» № 1—2 за 1928 год.

Высокий молодой человек остановился у подъезда дома № 60 по Литейному проспекту. Он огляделся и только тогда, когда убедился, что нет за ним «хвоста», открыл дверь. Через минуту «покупатель» уже входил в книжный склад, принадлежавший члену «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» «Тетке» — широко известной в петербургских кругах революционной интеллигенции Александре Михайловне Калмыковой.

Книжный склад и находившаяся тут же квартира Александры Михайловны за последние несколько лет видели в своих стенах и Владимира Ильича Ульянова, и сестру его Анну Ильиничну, и Надежду Константиновну Крупскую, и Степана Ивановича Радченко, и других членов «Союза борьбы». Здесь было удобное место для встреч на легальной почве. Ведь на склад мог зайти любой «покупатель». Сегодня, в один из дней первого года только что начинавшегося нового, двадцатого века, сюда пришел Александр Алексеевич Богданов. «Тетка» знала его революционные стихи, ходившие по рукам. Читала она и те, что публиковал он в легальной печати. Когда понадобилось перевести с польского языка одну из пролетарских песен, естественно было обратиться к А.А. Богданову.

На днях «Тетка» вызывала к себе Александра Алексеевича и передала ему срочное партийное задание. А теперь он пришел сюда снова. Молодой человек оглянулся: где же хозяйка?

Дверь, соединявшая склад и квартиру А.М. Калмыковой, отворилась, и к Богданову вышла уже немолодая женщина. Ее умные живые глаза смотрели внимательно.

— Здравствуйте, Александр Алексеевич! — приветливо сказала она, протягивая своему гостю мягкую руку. — Проходите, пожалуйста, — и жестом пригласила его в комнату, находившуюся за помещением склада.

— Ну как? Удалось? Принесли? — забросала «Тетка» вопросами А.А. Богданова, как только они остались вдвоем в ее кабинете.

— Принес, Александра Михайловна. Но вот не знаю, удалось ли мне? — смущенно проговорил Александр Алексеевич и протянул «Тетке» весь исписанный, сложенный вчетверо, двойной листок, вырванный из школьной тетради.

Гость и хозяйка еще долго сидели за строгим, большим, в удивительном порядке содержавшимся письменным столом Александры Михайловны. Они выверяли каждую строку, каждое слово. Александр Алексеевич читал. «Тетка» слушала и рукой по столу отбивала такт, как бы проверяя, ложится ли стихотворение на музыку.

Уже смеркалось. Зажгли лампу. Наконец окончательный текст песни был установлен.

— А знаете, Александр Алексеевич,— сказала весело «Тетка,— ведь получилось у вас как раз то, что надо. Польская песня стала только материалом, канвой. Вы написали для русских пролетариев, выразили чувства самых передовых наших рабочих. Ну, давайте прочитаем ее еще раз

А. А. Богданов вышел на середину комнаты, зазвучал его голос:

...Кто золото добыл для царской короны?

Кто сталь для солдатских штыков отточил?

Ткал бархат и шелк на богатые троны,

Облившийся потом, за плугом ходил?

Кто дал богачам и вино и пшеницу

И горько томится в нужде безысходной,

Не ты ль, пролетарий, — рабочий голодный?

Особенно темпераментно у автора прозвучали заключительные строки каждой строфы. Александре Михайловне казалось, что она уже слышит призывный набат:

...Проснись, пролетарий!.. Проснися, рабочий...

...К борьбе, пролетарий! К оружию, голодный!

...Победа за нами, за силой народной...

Победа близка, пролетарий голодный!

А.А. Богданов кончил читать. Взволнованная Александра Михайловна подозвала его, притянула к себе, поцеловала в голову и тихо сказала:

— Александр Алексеевич, голубчик! Спасибо вам, спасибо. Я уже слышу, слышу эту песню...

* * *

С 1899 года в Петербурге не прекращались студенческие волнения. Особенно бурными они стали ранней весной 1901 года. А.А. Богданов часто выступал на студенческих сходках, призывая студентов действовать заодно с рабочими. Как-то после окончания такой сходки все запели «Марсельезу». «А что, если написать специальную, студенческую «Марсельезу»?— подумал Александр Алексеевич и тут же поделился этой мыслью с членами студенческого забастовочного комитета. По дороге домой А.А. Богданов напевал знакомый мотив и уже слагал слова новой песни. К вечеру она была написана.

— Лиза, иди послушай,— позвал Александр Алексеевич жену. И в небольшой комнате молодых Богдановых впервые зазвучали слова «Студенческой марсельезы». Вскоре текст этой песни жандармы обнаружили при обыске у А.М. Горького и приписали авторство ему.

Текст «Студенческой марсельезы» забастовочный комитет размножил на гектографе. На следующей же сходке А.А. Богданов стоял в толпе студентов и вместе со всеми пел:

Пусть нас ждут пересыльного замка

Кандалы, ненавистный конвой,

Роковая казенная лямка.

Крест на шапке и штык за спиной...

Мы шли за свободу, за труд, за народ,

Наш клич — справедливость и знание!

Себя обрекли на скитания,

Вперед, вперед, вперед!..

...Приближался день 1 Мая (18 апреля) 1901 года. Петербургские социал-демократы готовили рабочую демонстрацию. Работы у них было по горло. А.А. Богданов несколько раз выступал в Выборгском районе. Его приметили шпики. Через несколько дней Александра Алексеевича арестовали и водворили в знаменитую петербургскую тюрьму «Кресты». Он был полон тревог. Мучила мысль: а состоится ли демонстрация? Не в силах примириться с бездействием, принялся писать первомайское стихотворение и написал. Но как передать его на волю? На этот раз, как и всегда, на помощь пришла Елизавета Никифоровна. Она вынесла стихотворение из тюрьмы, после свидания с Александром Алексеевичем, в папиросе. А еще через несколько дней его уже читали в газете социал-демократов.

Собрались ли друзья на светлый праздник Мая?

Кто уцелел из них, кто угодил в тюрьму?

Кто шел по Невскому, знамена развевая?

Иль праздник неудачен? Почему?

В ответ безмолвствует и хмурится природа...

Вдруг чудодейственно разорван полог туч,

Приветливо блеснул весны янтарный луч,

Зовет на путь борьбы... И грезится свобода!

* * *

Чиновник из канцелярии «Отделения по охране общественной безопасности и порядка при С.-Петербургском градоначальнике», склонив от старания на бок голову, выводил каллиграфическим почерком:

«Привлеченный при С.-Петербургском губернском жандармском управлении к дознанию по обвинению в государственном преступлении и отданный под особый надзор полиции личный почетный гражданин Александр Алексеевич Богданов, 25 сего июня выбыл из столицы в г. Саратов, где по постановлению жандармского управления он обязан проживать вплоть до рассмотрения о нем дела.

Вследствие сего отделение имеет честь просить Ваше высокоблагородие подчинить Богданова особому надзору полиции».

На конверте он написал крупными буквами: «Его высокоблагородию Начальнику Саратовского Губернского жандармского управления...»

В те же дни, в тот же адрес, и так же старательно выводя буквы, писал и другой чиновник, на этот раз от имени самого начальника С.-Петербургского жандармского управления: «...названный обвиняемый изобличается в конспиративных сношениях с лицами политически неблагонадежными. О времени прибытия Богданова прошу меня уведомить».

А тем временем молодые Богдановы уже подъезжали к Саратову, городу особенно дорогому им потому, что здесь они полюбили друг друга, здесь определились их политические симпатии. «А помнишь»,— то и дело обращался к жене Александр Алексеевич. «А помнишь», — перебивала его Елизавета Никифоровна. И оба смеялись радостно, весело. Трудно было представить себе, что эти двое молодых людей едут в город на Волге, зная, что здесь им предстоит полная тревог и опасностей жизнь.

Не успели вновь прибывшие устроиться на квартире, разобрать свои вещи, оглядеться, а саратовские жандармы уже докладывали по начальству в Петербург: да, Богданов приехал, и за ним учрежден «особый надзор».

«Особый надзор» учредили за скромным служащим городского самоуправления, а в социал-демократическом подполье активно работал искровец, а затем большевик «товарищ Антон».

...В Саратове тоже имелась «Тетка», но в отличие от А.М. Калмыковой— «Тетка Марсельеза», и звали ее Елизаветой Андриановной Дьяковой. Трудно было предположить, что эта грузная и рыхлая женщина необыкновенно энергична, изворотлива. Была она человеком бесконечно преданным делу революции.

Тихая, тихая Крапивная улица. Редко на ее мостовой гремит телега или катит на шинах извозчик. Кисейные занавески на окнах, цветы. По внешнему виду домиков кажется, что живут здесь люди почти одинаковые, сосредоточенные на своем житье-бытье, далекие от бурь, уже сотрясавших в это время Россию. Среди домов, населенных обывателями, и тот, в котором живет с семьей «Тетка Марсельеза». Ее квартира уже давно стала штабом саратовских революционеров. Здесь в разное время перебывали Николай Эрнестович Бауман, сгорбленный тюрьмами и ссылками Егор Васильевич Барамзин и многие другие товарищи.

в дом «Тетки Марсельезы» идут за информацией, ознакомиться с последними номерами «Искры», которые привозит из Самары муж Елизаветы Андриановны — Николай Иванович Соловьев, получить литературу, повидаться с товарищами и попросту отдохнуть, приткнуться к столу с обязательными закусками и вечно кипящим самоваром.

Иногда «Тетка» или одна из ее дочерей садятся за пианино. В открытые окна льются звуки марша, песни или серьезной музыки. А в соседней комнате «комитетчики» обсуждают вопросы партийной работы или читают готовящуюся к выпуску прокламацию. Так и сегодня. Из гостиной слышится музыка, а тут же, рядом, обсуждают листовку, предназначенную для рабочих мельниц Саратова и округи. Ее написали Александр Алексеевич Богданов и рабочий Понтий Денисов. Начинается она обращением: «Белые рабы!»

— Почему «белые»? — раздается чей-то голос.

— Именно «белые рабы», — настаивает «товарищ Антон». — Рабство в капиталистических странах юридически действительно сохранилось только для черных, цветных рас, но ведь, по существу, и остальные, белые рабочие, тоже являются рабами капитала. А когда слова «белые рабы» обращены к мучникам, они приобретают еще один смысл, смысл художественного образа.

«Товарищ Антон» отстоял обращение «белые рабы». Через два дня листовку, призывавшую к стачке, уже читали рабочие мельницы Шмитда и других мельниц города.

5 мая 1902 года в Саратове состоялась мощная рабочая демонстрация. Одним из ее организаторов был «товарищ Антон». Перед демонстрацией распространялись в списках его бодрые, воинственные новые первомайские стихи.<…>