Бугаенко П

Бугаенко П.А., Рассохин Г.В. Искусство отразить правду жизни // От жизни к образам: Сб. ст. / Ред. и вступ. ст. П.А. Бугаенко. Саратов, 1965. С. 9-14.

П. БУГАЕНКО, Г. РАССОХИН[1]

ИСКУССТВО ОТРАЗИТЬ ПРАВДУ ЖИЗНИ

Ничей путь не определяется им самим,

но путь всякого человека определяется

в наибольшей мере средой и временем.

А.В. Луначарский

В числе писателей, неизменно преданных родным местам, мы называем Константина средина. Все его творчество от первых произведений до романической трилогии связано с родным краем, с впечатлениями детства и юности и последующих посещений города на Волге. Его творчество представляет для нас особый интерес и потому, что дает основание судить о сложном процессе творческого освоения материала действительности, превращения жизненных впечатлений в художественные образы произведений.

Конец 90-х годов — глухое безвременье, особенно ощущавшееся в далекой российской провинции. Медленно тянувшиеся однообразные годы, незыблемый регламентированный уклад жизни, сонная одурь повседневного быта...

Саратов того времени, конечно, уже не был глухоманью, В 1891 году в нем уже жило 120 тысяч населения. В городе было 69 школ и училищ с 7,5 тысячами учащихся, в городской библиотеке насчитывалось до 20 тысяч томов книг, существовал художественный Радищевский музей, губернский драматический театр. «В России есть только три города, которые по быстроте развития превосходят Саратов, — это Петербург, Одесса и Харьков. Саратову принадлежит четвертое место», — писал местный историк С. Краснодубровский[2].

По-видимому, в такой, несомненно преувеличенной, оценке тогдашнего Саратова Краснодубровским двигало желание нарочито возвысить свой родной город, но во всяком случае это был уже большой губернский город, едва ли не самый значительный на Юго-Востоке страны.

Саратов был городом контрастов. На его центральных улицах красовались большие каменные дома купцов и дворян. А рядом стояли приземистые «флигери», — вросшие в землю одноэтажные деревянные домишки. В одном из таких «флигерей» на Большой Сергиевской улице (ныне улица Чернышевского) 12 февраля 1892 года [3] родился Константин Александрович Федин.

Отец Константина Александровича — Александр Ерофеевич, — сын крепостного крестьянина, с ранних лет оставшийся сиротою, начал трудовую жизнь «мальчиком» в магазине и лишь под конец жизни стал владельцем небольшого писчебумажного магазина.

Мать Константина Александровича — Анна Павловна, урожденная Алякринская, дочь народного учителя, воспитывалась в семье деда-священника. По свидетельству К.А. Федина, она «внесла в дом уклад русских духовных семей». Супруги жили в полном согласии, хотя характеры их были очень разными: насколько суров и властен был Александр Ерофеевич, настолько добра и мягкосердечна Анна Павловна. В вопросах воспитания детей она подчинялась воле мужа. «Быт был строгий, заведенный отцом раз навсегда, как календарь. Во всем ощущалось принуждение». Суровый быт этот скрашивала отзывчивость Анны Павловны: для сына она была «доброй опорой... всю свою не очень легкую жизнь»[4].

К.А. Федин горячо любил мать. Анна Павловна умерла 21 февраля 1919 года. Федин, извещенный об этом телеграммой, писал сестре в Саратов:

«Живя в Германии, я часто думал, и мысль эта меня мучила, что мне не доведется увидеть маму в живых. Случилось иначе. И вот теперь я оказался в таких условиях, что, будучи в России, не имею возможности присутствовать на похоронах...

...Вместе с последним «прости» и мысленным последним поцелуем я шлю ей от всего сердца глубочайшую благодарность за все бесконечно-доброе и сердечное, что она сделала для меня за всю ее жизнь»[5].

Не меньшую любовь питал Константин Александрович и к сестре. Александра Александровна была на шесть лет старше брата. Характерной особенностью ее был врожденный внутренний такт, не позволявший в детском возрасте показывать превосходство над младшим братом. Детская дружба еще больше окрепла в юношеские годы: юный Федин писал сестре стихи, делился с ней радостями, горестями, раздумьями, посвящал ее в свои замыслы и переживания.

Александра Александровна окончила гимназию, знала французский язык, много читала. Ее влияние на брата было значительным. Об этом свидетельствует и то, что она была первой слушательницей и ценительницей литературных опытов Федина.

«Первый свой рассказ, написанный на Чагане, в саду... летом 1910 года, я прочитал сестре, — она была первым моим доверительным слушателем, да такими оставалась на всю ее жизнь, впоследствии — уже учительницей. Поэтому в письмах к ней я изливал свои литературные скорби и надежды, как никому другому. Вообще, вероятно, именно Шуре я обязан первым, даже самым первым поощрительным толчком к увлечению литературой. Кажется, в 1906 году... я сделал вполне детские заметочки о путешествии по Волге в Нижний, на ярмарку, с Шурой... На пароходе я и прочитал сестре свое описание волжских красот, и она очень тогда удивилась моему маракованию и одобрила его. С тех пор, видимо, меня и посетила гордыня впервые, вылившаяся затем в пристрастие к баловству перышком. Это было, конечно, неосознанное стремление писать нечто «красивое», а настоящая мечта о писательстве появилась около 1910 года, когда — уральским летом на даче — я уже разразился «по всем правилам» изящной литературы рассказом. Но психологическое начало страсти я отношу к запискам на пароходе... ... Бесконечно жаль, что ее нет так давно с нами. Она мне была нежнейшим и умнейшим другом, и любовь моя к ней стала со временем не меньше, а больше...

Кстати сказать, я... читал ей в Петрограде летом 1923 года отрывки из «Городов и годов», и самое название романа утвердилось в тот год с ее одобрения. Мне кажется, вкус и чутье к литературному слову у Шуры были безупречны»[6].

Итак, в годы детства и раннего юношества вблизи Федина были три человека.

Жил в Саратове и еще один родственник, в доме которого маленький Федин сделал поразившее его открытие: оказалось, что домостроевский уклад, царивший в семье Фединых, не является обязательным для всех правилом. Родственник этот — народный учитель Семен Иванович Машков, дядя Анны Павловны Фединой, — жил с женой Анной Андриановной в доме Сретенского начального училища (ныне в этом здании, на углу улиц Чернышевского и Октябрьской, расположен детский сад № 88). Размеренную жизнь семьи Фединых нарушали довольно частые переезды с квартиры на квартиру: глава семьи искал жилье подешевле. Переезд сопровождался суматохой, сборами, доставлявшими много неприятностей взрослым и большую радость маленькому Федину.

На возы грузились стулья, столы, комод. Потом телеги с домашним скарбом тряслись по мощенным булыжником улицам. В новой квартире отец расставлял мебель. Предстояли новые знакомства с соседскими мальчишками.

Вот перечень улиц Саратова, на которых жили Федины с 1892 по 1908 год: Большая Сергиевская, площадь Плац-парад, Белоглинская, Царицинская, Ильинская, Малая Казачья, Московская. Сейчас из домов, в которых в ту пору жила семья Фединых, сохранился дом № 13 по Смурскому переулку.

В раннем детстве Федина особое место занимает 1899 год. Мать ведет семилетнего сына в школу. И хотя в этой школе — уже упоминавшемся выше Сретенском начальном училище — у малыша был близкий человек, его дед Машков, маленький Федин мучительно переносил первые месяцы учения. «Я был самый хмурый в классе, самый боязливый и усталый, тоска терзала меня, я хотел только одного — убежать из школы. И все мои старые товарищи, в ситчиках, глядели исподлобья и тоже томились, словно ожидая наказанья»[7].

Тоску и усталость маленького Федина усугубляла скрипка. В том же году он начал учиться играть на скрипке. Его учитель, Яков Моисеевич Гольдман, был влюблен в свою профессию, и это делало его особенно требовательным. Федин учился у Гольдмана несколько лет, причем особенно сблизили ученика и учителя события 1905 года.

В то время Федины жили в Смурском переулке в деревянном двухэтажном домике. Константин Федин учился в Саратовском коммерческом училище, куда поступил в 1901 году.

Мирная жизнь в унылом Смурском переулке была нарушена осенью 1905 года. 18 октября кровавый еврейский погром захлестнул сонную его тишину и взбудоражил тринадцатилетнего Костю.

Поездка из Саратова в Нижний на ярмарку в 1906 году, когда на пароходе Федин вел путевой дневник, преследовала цель — помочь забыть ужасы событий 1905 года. Согласие отца на эту поездку было и стремлением отвлечь сына от «опасного озорства»—в 1905 году «озорник» участвовал вместе со всем классом в ученической «забастовке», ходил с товарищами в первую мужскую гимназию (ныне здание Саратовского областного суда) «снимать» с занятий гимназистов, спасался бегством от оцепивших гимназию казаков. Так что поездка была признана хорошим средством помочь сыну забыть пережитое, отвлечь его от крамольных мыслей и поступков.

Но своевольный сын не желал и не мог примириться с царившим в доме укладом. В декабре 1907 года он бежит в Москву. Здесь в 'подвале на Кисловке он мечтает стать художником. Вскоре отец разыскал мечтателя и увез его в Саратов, уговорив беглеца работать в магазине. Но «тяга к малеванию маслом» не прошла бесследно: в Саратове в семейном архиве Фединых сохранились две работы К.А. Федина: рисунок «Творец» (1910 г.) и выполненный маслом пейзаж — незаконченная копия с картины одного из русских художников XIX века (1914 г.).

Через полгода юноше опостылело стоять за прилавком, и он вновь бежит из дома — на этот раз плывет на весельной лодке вниз по Волге. Почему он избрал такой необычный путь? Может быть, ему вспоминались рассказы о волжской вольнице и Волга была для шестнадцатилетнего Федина синонимом свободы? С ранних лет Волга притягивала его к себе. Во время школьных каникул часами рыбачил на волжских берегах, Неудивительно, что при выборе маршрута он решил доверить свою судьбу любимой реке. И хотя боязнь причинить горе близким заставила его вернуться домой, очарование дней, проведенных на реке, осталось на всю жизнь. Через много лет юношеские восприятия нашли отражение в рассказе «Сазаны». <…>