Мишин Г.А. Образы свои беру из жизни // Заря молодежи. Саратов, 1986. 20 дек. С. 11.

«Образы свои беру из жизни»

Исполнилось 150 лет со дня рождения известного русского художника, уроженца Саратова Ф.С. Журавлева. В 1884 году авторитетный журнал «Вестник искусств» называя «то в когорте «лучших жанристов настоящего времени».

Полдень 5 сентября 1885 года к саратовской пристани подходил пароход «Князь Пожарский». На его палубе стоял известный русский художник Фирс Журавлев, сопровождавший свои картины с московской выставки в недавно открывшийся Саратовский музей имени А.Н. Радищева. Глядя на приближавшийся город, в котором родился и вырос, Фирс Сергеевич все ярче вспоминал прошлое. Сначала припомнил отца, рабочего колокольного завода в Саратове. Все жилы работа из него вытянула. Сыну он не желал такой участи и, подкопив деньжат, определил его на учебу в реальное училище. Однако вскоре отец передумал и забрал Фирса домой. Сын пытался проявить самостоятельность: «Хочу учиться дальше и вообще желаю решать свою судьбу сам». Отец выслушал его, потом молча уложил на пол и толстой бечевкой доходчиво объяснил, кто в семье хозяин и кому принимать решения .

По воле отца Фирс стал учеником портного. Через год сам начал понемногу кроить и шить. До двадцати лет занимался портняжным делом. А как только выпадала свободная минута — рисовал. Отец не разрешал развешивать рисунки дома, зато в мастерской хозяин позволял прибивать их гвоздиками к стене, считая, что красивые картинки привлекают в портняжную выгодного клиента.

И вот однажды в мастерскую пришел заказывать шинель человек, одетый «по-столичному». Это был известный петербургский художник академик живописи Лев Степанович Игорев, приехавший на отдых в родной Саратов. Заметив на стенах рисунки и узнав, Кто их автор, он уговорил Фирса поехать в Петербург — поступать в Академию художеств, пообещав оказать всяческую помощь.

Так Фирс Журавлев стал художником.

...Саратовцы не были избалованы художественными выставками. Лишь дважды, в 1874 и 1879 годах, в городе показывались произведения передвижников, но неудобные помещения и неумелая развеска картин снизила впечатления от экспозиций. Потому обещанный местными газетами показ живописных полотен Журавлева горожане ждали с нетерпением. Зная об этом, Фирс Сергеевич тщательно готовился К вернисажу. Три дня кряду он сам развешивал тяжелые багетные рамы. Вечером, несмотря на усталость, ходил по родному городу с альбомом в руках и делал зарисовки памятных с детства домов и улиц.

Зарисовал Фирс Сергеевич самый красивый в Саратове Александро-Невский кафедральный собор, обрамленный с трех сторон садом Липки. Говоря об этом соборе, в семье Журавлевых непременно припоминали давнишний трагический эпизод. В 1626 году только что возведенный каменный купол соборе рухнул, пробив нижние своды. Среди погибших в развалинах был и родной дед Фирса.

Наступило десятое сентября — день открытия выставки. Утром в музее Журавлева встретили саратовский голова Недошивин и член городской Думы Песков.

— Что ж, выставка нам понравилась, — сказал Недошивин, — в работах видно мастерство воспитанника Академии. Однако на своих картинах вы слишком часто изображаете мещан, мужиков...

— Я и сам из мужиков.

— Но у вас на полотнах они то бродяги, то нищие. Нужно ли это?

— Я ничего не выдумываю. Образы для картин беру из жизни.

В зал вошла группа, человек пятнадцать. Журавлев узнал крючников, сгружавших с парохода его картины. Тогда же он пригласил мужиков на выставку.

Фирс Сергеевич стал показывать грузчикам экспозицию.

— Посмотрите на эту картину, — говорил он. — Суровая петербургская зима. Мальчик и девочка, живущие подаяниями прохожих, тянут замерзшие ручонки к идущему мимо чиновнику. Он одет в жалкое пальтишко, и картуз едва прикрывает его голову от ветра. Нищие просят милостыню у почти такого же нищего. А вдали в розовом свете морозного утра возвышаются многоэтажные дворцы столичной знати.

Журавлев взглянул на крючников. Они не просто глядели на картину — размышляли, переживали.

Хранитель музея Кущ представил художнику Екатерину Зегферт.

— Я член правления городского благотворительного общества, — сказала дама. — От имени общества прошу вас пожертвовать для организуемой лотереи одну из своих картин.

Фирс Сергеевич тут же снял со стены небольшое полотно «Морячка» и преподнес его Зеиферт.

—Через несколько дней в Радищевский музей пришел подросток с «Морячкой» под мышкой. Он пытался выяснить у работников музея, какую сумму сможет выручить за продажу этой картины, выигранной родителями в лотерею. Дали знать Журавлеву.

Мальчик был сыном офицера тюремной охраны Шульдякова. Отец не вмешивался в дела сына и ничего не знал о его визите в Радищевский музей. Поэтому он был удивлен, но и польщен визитом в его дом известного столичного художника.

— Если пожелаете, я продам вам вашу картину. О цене договоримся,— сказал надзиратель. — Кстати, вы на

меня можете во всем положиться: не выдам ни одной тайны.

Журавлев недоуменно взглянул не собеседнике.

—Я все знаю. Мой приятель "жандармский ротмистр рассказал мне. Вы были под следствием. От каторги спасались лишь благодаря тщательной конспирации, а последние годы находитесь под негласным надзором полиции.

Еще будучи воспитанником Академии художеств Журавлев жил на одной квартире с однокурсником Карамышевым, который был вскоре взят под стражу за распространение антиправительственных прокламаций и принадлежность к тайной организации.

По ходу следствия Третье отделение имперской канцелярии доносило самодержцу, что вместе с арестованным Карамышевым на квартире проживает ученик Академии художеств Фирс Журавлев, «сей последний уже прежде был замечен в чтении и распространении запрещенной литературы».

Тогда за неимением веских улик полиция не арестовала Журавлева, но целых тринадцать лет находился он под негласным надзором, о чем и напомнил художнику Шульдяков.

Выкупив свою картину у тюремщика, Журавлев отправился в Радищевский музей, где в этот вечер должен был состояться прощальный обед. Выставка закрылась. На обеде Журавлев преподнес в дар Радищевскому музею большое полотно «Распятие спасителя».

— Почему эту вашу картину мы не видели на выставке? — спросил у художника репортер «Саратовского дневника».

— Потому что это не совсем моя работа

И заметив на лицах присутствовавших недоумение, Журавлев рассказал следующую историю.

В 1863 году выпуск Академии художеств был необычно велик: 14 человек. В их числе был и Фирс Журавлев, готовившийся к соисканию на Большую золотую медаль, дававшую право совершить заграничную поездку на средства Академии. В это время место президента Академии художеств занял князь Гагарин любитель классической живописи и ярый противник живописи бытовой, бурно развивавшейся в те годы Новый президент сразу же объявил, что конкурсные работы должны иметь сюжет из древней мифологии. И назначил конкретную тему: исторический эпизод из жизни Скандинавии. Это обескуражило воспитанников. Кроме того, если раньше на пять шесть выпускников давали три-четыре медали, то теперь на четырнадцать человек выделили всего две. Академисты решили всем составом выйти из Академии и организовать Артель художников. Артель существовала лет восемь и выполняла частные заказы на портреты и картины. В это время была исполнена и картина «Распятие спасителя». Она была заказана петербургским банкиром Ритгером для его новой церкви в Нарве. Написанная общими усилиями Артели (кроме Журавлева, над ней работали Крамской, Дмитриев-Оренбургский, Корзухин, Константин Маковский), картина так понравилась самим художникам, что ее решили оставить себе, а Ритгеру сделать копию. Вскоре артель распалась. При разделе Журавлев выкупил «Распятие» и теперь подарил его саратовскому Радищевскому музею.

Полотна сняты со стен, упакованы в ящики и отправлены на пристань. Крючники, старые знакомые Журавлева, погрузили их не пароход.

Молодой грузчик подошел к художнику.

— Я к тебе с поручением от сотоварищей, — указал он на приятелей, стоявших поодаль. — Мужики спасибочко передают тебе за картины твои за уменье рисовать так, что душу pвет... А еще мужики спрашивают не предашь ли ты нам картину, где нищие ребятишки. Денег мы накопим пришлем, не сомневайся.

— А где вы ее повесите? У вас у каждого свой угол, а картина-то одна.

— И это правда, — сконфузился парень, — как мы сами об этом не подумали. Ну ты уж прости нас

— Подожди минуту.

Журавлев отпер саквояж, достал из него альбом, с которым ходил по Саратову, и подал грузчикам.

— Возьмите отсюда по рисунку, какой кому приглянется. Здесь на всех хватит. И сохраните на память о нашем знакомстве.

.. Спустя два года в Петербурге, на открытии академической выставки Журавлев встретил своего первого учителя Игорева.

— А я совсем недавно вас вспоминал, — обрадованно сказал Лее Степанович.

— По какому поводу?

— В прошлом месяце был в Саратове. Обратно в Москву решив добираться по Волге. Пришел на пристань. Жду прибытия парохода. И тут вижу на небольшом деревянной сарае висит афишка «Выставка рисунков нашего художница - волжанина Журавлева».

Удивленный вхожу в caрай. И что вы думаете? На стенах висят десятка полтора листов с вашими набросками! А охраняют их поочередно волжские грузчики. Вы не объясните, как ваши рисунки оказались на саратовской пpистани?

— Расскажу, — улыбнулся Фирс Сергеевич. — И большое вам спасибо м добрую весть.

Геннадий МИШИН