Катков С. "Люблю я самородков русских..." // Заря молодежи. Саратов, 1986. 9, 16, 23, 30 авг.

С. Катков

«Люблю я самородков русских…»

Предлагаем вам отрывки из книги саратовского литератора Сергея Каткова, подготовленной к печати в Приволжском книжном издательстве, об основателях русского национального цирка, наших земляках — братьях Никитиных. Автор прослеживает их жизненный путь, начиная с середины XIX века до революции, от уличных артистов и балаганщиков до корифеев отечественного циркового искусства.

«Во имя правды и добра

Не признаю я взглядов узких.

Люблю Акима и Петра,

Люблю я самородков русских!!»

В.А. ГИЛЯРОВСКИЙ.

С каждым новым ударом вьюги в комнатенке становилось все студенев, по ногам прохаживались зябкие сквозняки, судорожно метался трусливый огонек лучины Акими Петя, намотав на ноги тряпье, сидели на лавке, недалеко от остывающей печки. Мальчики только разыгрались казанки — гладкие меленькие бараньи кости — как лучина поморгела-поморгала да и погасла. В избе стало темно хоть глаз выколи. Молчат братья,. посапывают. Спать не хочется. Да и мать не позволит, надо дождаться прихода отца и старшего брата Дмитрия. Они еще утром ушли — работу какую подыскать. Денег в доме совсем нет.

Домишко карманщика Александра Никитина притулился на окраине города, на Печальной улице. Назвали ее так вот почему. Июль 830 года. В этот знойный месяц на судне которое пришло с низовья Волги, умер от холеры бурлак. И начала болезнь косить саратовцев...

Каждый день умирало по двести-три ста человек. Ужас охватил людей. Многие чиновники бежали из своих канцелярий, их вылавливали и доставляли к месту службы.

Печальная...Ox как подходит это название к обитателям улицы! Трудно они живут, голодно, печально. Бьется в нужде и семья вчерашнего дворового крепостного, а ныне бродячего музыканта Александра Никитича Никитина. Он, жена да трое сыновей. Разве прокормит всех одна единственная шарманка?!

Через несколько недель после рождения второго сына — Акима — дали Никитиным вольную. Попали они в Саратов, сделался Александр Никитин шарманщиком...

- Акимушка, расскажи про картинку, где зверь, — просит Петя.

Эта лубочная картинка украшает стену у окна. Отец купил ее на Верхнем базаре у офени. У того в лубяном коробе и бусы были, и платочки, и книжки... Отец взял картинку про персидского слона и две книжки: «Еруслан Лазаревич" и «Епанча, татарский наездник".

В сенях раздались шаги. Под ноги мальчикам кинулся клубок ледяного воздуха. Вошли отец и Дмитрий. Залепленные снегом, синие от холода. Скинули полушубки, подошли к печке.

— Ну как? — не отрываясь от веретена, спросила мать.

— Три гривенника. Сынка купца Пинягина из сугроба вызволили. Катались они шибко и перевернулись... Вот ему и пособили. Он и отблагодарил...

Вот февраль пришел — пора капели. До весны рукой подать Протяжнее стала песенка юркой синицы, звонче голосок овсянки. А в начале марта ударили морозы. Назло им 11 марта прилетели лебеди и гуси. 4 апреля тронулся лед на Волге. Прибыль воды была знатной. На пристанях много хлеба потопило.

Любой день минувший назови — и Никитины безошибочно скажут: какая стояла погода, что на реке творилось.

Волей-неволей запомнишь все это, коли, вся жизнь проходит на улице, под открытым небом. На дворе погоже — есть надежда заработок. Хмарь, дождь — сиди и кукуй с пустым карманом и пустым желудком.

Бродят Никитины по Саратову теперь всей семьей, только мать дом сторожит. Базары, дворы, трактиры, волжские пристани слушают визгливую песню их шарманки. Александр Никитин привычно крутит ручку музыкального ящика. Сыновья ходят на руках, пляшут "русскую».

Петя хоть и мал — семь лет, — а как начнет колесо на одном месте крутить— никто из зрителей не удержится, чтобы пятак или копейку на положить на верх шарманки. У Акима лихо получается такая штука встает он на руки, чуть сгибает локти да как взметнется— и на ногах очутится.

Но больше всего Акимушка любит чудить, прежде чем «акробатику» сделать — что-нибудь смешное сказанет или поговорку какую вспомнит. Да так к месту — все с хохоту поматываются. Даже отец удивляется:

— Откуда ж ты это взял? Аким ему.

— Третьего дня не Пешке, в харчевне, судовой рабочий, ну с бельмом, кудрявый, вот он кучеру возьми да и брякни такое!

Чего только на Пешем базара да на Старособорной площади не услышишь и не увидишь) Знаменитое место — толкучка. Крики торговцев, смех, плач, вопли, драки, песни, гармонь. Здесь уместились сотня лавчонок, ночлежные дома, трактиры, кабаки. А грязищи такой во всем Саратове не сыщешь Дождь пройдет — сразу болото образуется: свиньи купаются, лошади по колено увязают.

Площадь возле Волги Никитиными хожена перехожена. Можно сказать, братья ее всю не только на ногах — на руках прошли. Нравится им здесь. Народ нефорсистый, и река под рукой. Сбежишь по крутому глинистому берегу до песка. Еле ступаешь — будто к пяткам гири огромные привязаны.

А в Волгу бултыхнешься — и откуда силы берутся! Живая вода да и только. И синяки она подлечит, и опухшие ноги успокоит.

Бродит по улицам и площадям Саратова шарманщик Никитин с сыновьями. По Часовенной и Сергиевской, где постоялые дворы. По Ильинской, недалеко от их дома. По площади Плац парад, где выгуливает артиллерийских лошадей. Останавливаются у гостиниц «Париж» и «Москва», что рядом с новым Гостиным двором. А в гостиницах Эрфурта и Шехтеля нa Московской, недалеко от старого собора публика другая, чопорная, богатая. Здесь уличных артистов не жалуют. Так же как у модных магазинов и бакалеи с яркими вывесками. Заглядываются ребятишки на кушанья, на мебель с позолотой, мягкие диваны, точеные этажерки, аквариум на черной, полированной подставке...

Месят Никитины грязь лаптями. Улицы немощеные. Завязнуть по уши можно даже у нового собора, где городской сад «Липки».

Вот уже три года минуло. Нужда по-прежнему крепко держит Никитиных. Те же улицы, дворы, пристани…

Все как было?.. Нет! Ребята окрепли, опыта набрались, успели хлебнуть лиха. Вместо тяжелой шарманки на плече приобрели орган на тележке: духовой инструмент со множеством деревянных и металлических трубочек:

По просьбе отца сосед плотник вырезал из липы кукол во главе с Петрушкой — горбатым, длинноносым, в колпаке. Александр Никитич или Аким поднимают над головой полотняную ширму и кукольные представления дают. И косовороткам, и сюртукам, и дамским платьям, и армякам, и длинным юбкам, и модным шляпкам, и чепчикам, — всем зрителям любопытно наблюдать за проделками Петрушки. Аким за него смешно так и гундосит:

— Батюшки светы, заступитесь, люди добрые! Пропадет моя голова с колпачком и кисточкой…

Но Петрушка сам кого хочешь проучит! Он охаживает дубинкой и цыгана, который продал ему лошадь («Не конь, а диво, бежит — дрожит, а упадет, так и не встанет »), и квартального надзирателя, и офицера, и барина.

— Акимушка, ты бы не очень… про квартального-то… как бы грех какой не вышел — предостерегал Никитин-старший.

— Да ниче. Смеются ведь.

— Им смех, а нам вдруг да слезы.

Масленичное веселье в разгаре. На площади шумят торговые палатки, кабаки. В маленьких печурках бабы пекут блины. На каждом шагу продают сладости — на переносных лотках, в ларях, в розвальнях.

Высоко над землей поднимаются кабинки перекидных качелей, расписанные яркими цветами. Бегут карусельные лошадки, «летят» деревянные лебеди. И вся ярмарка — как карусель. Быстрая, мелькающие, яркая, веселея. С высоких ледяных гор катаются на салазках. Вот почему гуляние это называется «под горами».

Аким застрял возле райка — небольшого ящика с двумя увеличительными стеклами впереди. Внутри — движущиеся картинки. Раешник — хозяин ящика — перемагывает с одного катка на другой длинную бумажную полосу. На ней изображены великие люди и события, разные города. Раешник весело и складно выкрикивает, завлекает публику:

«А вот город Париж,

Как туда приедешь —

Враз угоришь!..

А наша то знать

Ездит туда денежки мотать:

В Париж — с полным мешком,

Обратно — без сапог, пешком».

И около райка уже очередь.

Акиму нравится этот веселый человек, в сером, обшитом желтой тесьмой кафтане, с пучком цветных тряпок на плечах, в шапке коломенке, с привязанной льняной бородой. Эх, был бы лишний пятак…

— Ты чего на меня уставился, как городовой на пьяного? — не выдержал раешник.

— Здорово у вас эти складушки получаются, — восторженно говорит Аким.

А рядом с райком — балаганы дощатые и рогожные театры. Смахивают на огромные амбары. Только крыши брезентовые и флаги над ними. Внутри — сцена, оркестр, стены затянуты разрисованным холстом, скамьи поднимаются вверх.

Об этом отец рассказывал А сами ребята там еще не были входная плата немалая — от 10 до 70 копеек. Это на карусель все удовольствие на две копейки. Но сегодня Александр Никитич расщедрился, вручил сыновьям по гривеннику. Дмитрий и Аким сразу к будке кинулись — за билетами. Петька деньги припрятал — на крендели. И в балаган сумел прошмыгнуть толпа как поднаперла — и он уже там!

Народу битком набилось: мастеровые, лавочники, солдаты, лакеи, швеи, кухарки, горничные. Их так и называют — «гривенники». Впереди места сидячие, скамьи ковром накрыты: как же — публика здесь восседает солидная, при деньгах. А «гривенники» толпятся вверху, за перегородкой, у них и вход другой, с лестницы: не лезьте, мол, с кувшинным рылом в калашный ряд.

— Не напирайте, черти!..

— А ну, смирно!

Теснота. Но Дмитрий локтями поработал — занял удобные места и себе и младшим братьям. Хозяин балагана звонит в колокол, подвешенный у кассы. Все. Начинается представление. Заиграл оркестр — две скрипни, флейта и барабан. И вышел силач в рыжем трико. Он стал поднимать зубами пудовые гири. Фокусник в кружевном жабо подбрасывал яблоки, огурцы, которые исчезали на главах у публики. Из бороды кабатчика Федулыча он вытряс две горстки медяков. Выпил рюмку керосина и закусил стеклянной рюмкой. Ел горящую паклю.

Акробат в красном трико лихо плясал на канате, будто на деревянном полу. На сцене появлялись «чудеса природы»: карлик, великан, уродцы, в одном из них братья узнали горбуна и пьяницу Пашутку Матыцына с соседней улицы.

А в конце была пантомима — представление без слов: «Путешествие в ад». Умора! Когда черти за купцом Живодеровым принялись гоняться тут крик поднялся, визг, хохот. Если б aртисты говорили — все равно никто бы ничего не услышал. Но они рты не раскрывали, только руками махали да глаза закатывали.

Ах, как жаль, что представление уже закончилось и нужно выходить на улицу! Где еще такие чудеса увидишь? Дмитрий и Аким наперебой, захлебываясь, рассказывали отцу обо всем что увидели.

А где Петька? Вот шельмец! Он снова топчется на лестнице балагана, понравилось без билета нырять. Но на этот раз Петьку ожидает неудача. Сынок балаганщика, пузатый, коротконогий с отвисшей губой парень, хватает Никитина младшего за шиворот и выволакивает с лестницы:

— Какой! Где блины—там и мы, — и больно щиплет Петькину руку. Тот вырывается бодает обидчика в живот и бросаетя бежать вдоль по балаганной линии.

На Пасхальные праздники на Верхнем базаре установил свой полотняный театр итальянец-балаганщик.

Афиша у него любопытная: нарисован усатый гимнаст в красном трико… с крыльями за спиной — в воздухе парит.

Рассматривают братья афишу, удивляются: что же это может быть? В это время из двери балагана вышел сам хозяин — с черными, блестящими, смазaнными коровьим маслом волосами, во фраке, малиновом галстуке, в руке цилиндр. Заулыбался. Руки в стороны развел, будто обнять братьев хочет:

— Здравствуйте, здравствуйте, очень интересно, да? — он кивнул на афишу.

— Aга! А кто это такой, с крыльями? — спросил Аким.

— О! Это — мой ученик, большой мастер! Гимнаст на трапеции. Летает, как… бабочек! — еще шире заулыбался итальянец, довольный что подобрал нужное слово. — Я видел, как вы, — цилиндр описал в воздухе круг, — делали упражнения здесь. Я хочу приглашать вас ко мне в ученики...

Господин Мазачини, их хозяин, был в свое время неплохим наездникам и гимнастом. Сейчас он ставил пантомимы, «арлекинады» и «феерии» и показывал фокусы: откусывал раскаленное олово, вытягивал изо рта разноцветные ленты, глотал живых ингушек. И еще он занимался воспитанием учеников.

— Первое-напервое — надо уметь гнуться, — изрек он, когда Никитины впервые вышли на сцену в красных, заштопанных трико. — Вот так, вот так!— и он несколько раз легко сжал в руках кожаный хлыст, с которым никогда не расставался. — Я сделаю из вас «человеков без костей»! Ну-ка, давай вот так, — и Мазачини круто прогнул тело Акима назад. — Давай, давай!.. Мама миа! Какой ты бастолочь! Гнись, я тебе приказал!

— А если хребет сломается? — испуганно произнес Дмитрий.

— Молчать! — заорал хозяин. — До ваш хребет мне дела нет, — и осклабился; как складно получилась, — Выполняй!

И Аким снова начал прогибаться…

Хозяин решил сделать из братьев клишников—акробатов с особой гибкостью тела. Главное для клишника — складываться вперед, чтобы грудь вплотную прилегала к ногам, не согнутым в коленях. Стоя, сидя и лежа — гнись и гнись... Хочешь, чтобы меньше было побоев — гнись лучше. Гнись и гнись. Вперед — назад, вперед — назад. Пока глаза кровью не нальются. Пока ни стоять, ни лежать на сможешь...

В обязанности Никитиных входило: подметать помещение, заправлять и чистить вечно коптящие лампы, ходить на базар за провизией для хозяйской семьи. Переезжает балаган на другое место — Дмитрий, Аким и Петр помогают разбирать, а летом строить новый театр: копают ямы для столбов, прибивают доски-«лапшу», устанавливают мачты, натягивают брезентовую крышу...

Петр научился лихо качаться на трапеции. Она теперь высоко подвешена, под самый потолок балагана. Там и мостик укреплен — небольшая деревянная площадка. Никитин-младший берется руками за металлическую перекладину, отталкивается от мостика.

А в дальнем углу — еще одна трапеция, ее Дмитрий караулит.

Качается Петя, качается, а потом делает толчок и — летит. Дмитрий в это время толкает навстречу брату перекладину, Петя успевает схватиться за нее руками!

Запоздает Дмитрий послать трапецию, или гимнаст зaзeвaется, — и рухнет Петя вниз, и расшибется oб пол. Обоим страшновато.

А тут подошло время на пyблике выступать. Зрители не должны замечать, что братья побаиваются. Вот и cтарaются ребята все делать с улыбкой, свободно: смотрите, мол, как легко, сущий пустяк этот полет!..

Бедовый, отчаянный человек — Петр Никитин. Все бы ему придумать что-нибудь эдакое, необычное, трудновыполнимое. Попробовал перелетать боком, с пируэтом. А однажды взял да через голову в воздухе и перевернулся! У Дмитрия чуть сердце не оборвалось: в самый последний момент ухитрился брат за трапецию зацепиться... Ну, шальной!

Зрители с мест повскакивали, ногами от восторга затопали, засвистели, стали бросать на сцену яблоки, апельсины, деньги. А Петя, довольный, уже на мостике стоит, кланяется.

Вдруг купчишка с первого ряда кричит:

— А пусть еще сиганет! Итальяшка, хозяин балагана, выбежал на сцену.

— Прошу внимания, господа! — И обращаясь к первым рядам. — Если это доставит вам удовольствие, гимнаст Петруччо повторит прыжок?!

У Дмитрия руки затряслись: что же это такое? Разве так прыгнешь еще раз?! А Петька ему уже рукой машет: приготовься, мол. И за трапецию взялся... Вот уже через голову кувыркнулся, руки выбросил вперед: где трапеция?

«Да вот же она, разве не видишь? — хочется крикнуть Акиму, который выглядывает из-за занавеса. Может, и видит ее Петр, но не достает до скользкого железного бруса. И плашмя летит вниз. Перед самой сценой на бок успел перевернуться и... Грохот, пыль, чей-то истошный крик, перекошенное от злости лицо Мазачини...

Три ребра сломал Петя, всю кожу на лице содрал, глаз повредил. Ногу сильно зашиб — она так опухла, словно на нее одеяло намотали. Вот как обернулся этот прыжок.

Целый месяц лежал Петя. Приходил фельдшер — компрессы ставил. Танцовщица, Луиза примочки из трав делала. Стал Петя поправляться. Начал осторожно ходить.

— Болван! Только публику напугал, — такими словами встретил Петра хозяин балагана. — Из-за тебя, кретино, много неприятности!

Не успел гимнаст оправиться после падения, а Мазачини уже в свою роль вошел: снова его хлыст не лежит без дела. И Акима с Дмитрием не оставляет «без внимания»».

— Вот злыдня! — шепчет Дмитрий, смывая с лица кровь после очередного «урока», — От этого итальяшки — одна каверза. Давайте убежим!..

— Нельзя нам убегать,—хмуро говорит Аким. — Мы учиться должны! Пусть изголяется, пусть руками машет. Вот когда мы настоящими артистами станем...

Но хозяин сам решил от них избавиться. С некоторых пор он стал опасаться братьев. Уж очень они были упрямы. Даже когда хлыстом по их спинам прохаживался — они только сжимали зубы и сверкали глазами. Не стонали, но просили о пощаде. В этой терпеливости хозяин увидел какую-то скрытую силу, протест. Сегодня молчат, а завтра взъерепенятся...

И он выгнал Никитиных.

Но такие умелые артисты недолго оставались на улице. Они уже в другом балагана. Условия мало чем отличаются от «итальянских». Такие же зуботычины. Так же за вихры таскают. Самодурствует хозяин.

Шло время. Теперь уже не за «харчи и учение» работают братья Никитины. Стали им и деньги платить. Сначала гроши, потом — по рублю с копейками в месяц, а там — по 25 рублей за две недели ярмар0ки, по 60 рублей в месяц!

В цирке братья освоили различные приемы езды на лошадях. Петр и здесь выделяется. На спине мчащейся лошади без специальной ровной площадки «панно» такие штуки выделывает: перепрыгивает через обручи, ленты, широкое полотно!

А еще Петр научился шпагу проглатывать. Тренировался полгода. Сперва щекотал горло гусиным пером и докторской щеточкой — привыкал. Потам брал в рот деревянную палочку, смазанную жиром. После втого стал проглатывать палочку из воска, длинную деревянную, металлическую, кортики, кинжалы, штыки. И только тогда решился глотать плоскую затупленную шпагу. Согреет клинок в руках и запихивает в себя. Опасный номер!

Пароход «Царевна», сверкая на солнце голубыми боками, бежал ив Астрахани в Саратов. В третьем, «палубном», классе, среди крестьян и ремесленников, тюков и мешков, лошадей и коз расположились Аким, Дмитрий и Петр. Они возвращаются домой.

Решили братья Никитины открыть свой собственный балаган. Долго к этому шли. Учились балаганному и цирковому мастерству. Присматривались, как ведут дела разные «хозяева» и «директора». Скопили кое-какие деньги. Кот наплакал, но на первый случай должно хватить. А там... В родном доме, говорят, и стены помогают.

Свой театр!.. Эх, если бы выгорело! Выступать будут сами, на совесть, так, что публика ахнет. Номера подберут самые сложные. Уж постараются!

Балаган Никитиных приткнулся на Московской площади — близ казарм саратовского батальона, арестантских рот и тюремного замка. Сбит театр из досок-«лапши», дыры залатаны разломанными чайными ящиками. Крыша — из рядины, толстого холста. Наспех сколоченные скамейки. Сцена занавешена синим ситцевым занавесом. У входной двери — колокол. Мать в кассе сидит, билетами торгует.

Братья в двух ролях выступают: владельцев балагана и его артистов.

— Чтобы зрители не зевали и не переговаривались от скуки — увлечь их нужно сразу,— рассуждает Аким.— Говорят: конец венчает дело, а начало — всему голова. Ежели мы начнем вяло, так народ до конца представления не досидит.

— ...Ты вчера, Дмитрий, жонглировал и гирю уронил... И забыл про нее. А надо было поднять ее, горемычную, и повторить номер, — поучает Аким старшего брата.

— Ну, отколол! — еле сдерживая смех, говорит Аким Петру, когда пантомима «Родриго» закончилась и публика, гремя каблуками, покидала дощатый театр. — Тебя ж, бедолагу, шпагой пронзили и отпели... И вдруг покойник на ноги вскочил и давай всех крушить!

— Забыл, Акимушка Из головы выскочило, что лежать должен, пока занавес не дадут, — оправдывался Петр. — Увидал: наших теснят — и не сдержался...

Рядом со своим балаганом устроили Никитины самокат. Так называется двухэтажная крытая ярмарочная карусель. На круглую беседку похожа. Посредине — вращающийся круг со скамейками. Рядом с каруселью — сто лики, хочешь, сиди ешь себе что-нибудь или пей — здесь же продажа организована. И еще — сделана площадка для оркестра и выступлений артистов разных. Заплати семишник — и катайся хоть до сумерек на деревянном с бубенчиками коне и глазей на сцену. Двойное удовольствие!

Стали зрители запоминать эту Фамилию: Никитины. На только на афишах и на стенах балагана она появлялась — в газетах! 9 апреля 1870 года «Саратовский справочный листок» поместил объявление:

«В акробатическом балагане братьев Никитиных будут даваться представления, состоящие из гимнастики, глотания шпаги и исторической пантомимы «Родриго».

Братья Никитины».

Завел Аким записную книжку в зеленом сафьяновом переплете и чернильный набор. Заносит в книжку цифирь — расходы и доходы, расчеты всякие ведет. Сидит часто допоздна, кумекает.

— Так. За неделю выручили 430 рублей... А ежели делать не десять, а двенадцать представлений в день? Дадим в год шестьсот представлений.., что принесет больше шести тысяч...

Прочел Петр в саратовской газетах, что некий физик Краузе представляет «астрономические и физические туманные картины, ландшафты с недостижимыми превращениями, юмористические картины и игру цветов». Заманчивое объявление! И поспешили братья на Митрофаньевскую площадь, в дом Колмогоровой, где проживал «физик К. Краузе из Берлина». На предложение Никитиных работать вместе Краузе ответил утвердительно.

Эта встреча стала полезной для обеих сторон. «Туманные картины», «волшебные фонари» Карла Краузе, которые рождались с помощью зеркал, подсветок, электрических эффектов, привлекали публику, воспринимались с живейшим интересом. Никитины же восхищали физика своими акробатическими способностями, стойкостью против жестоких ударов судьбы.

На долгие годы обрусевший немец Карл Оттович Краузе связал свою жизнь с братьями Никитиными.

В воскресенье 28 ноябри 1871 года, в "Саратовском справочном листке" можно было прочесть следующее:

"Сегодня на Московской улице в доме Шехтеля

физиком Краузе

и гимнастами

брат. Никитиными

дано будет

первое представление:

1) гимнастические упражнения

2) здесь еще не виданный

бриллиантовый фонтан

калоспинтекромокрене

с живой картиною "Сновидение Наяды".

30 ноября они дают второе представление. Гимнастика, "туманные картины" и "бриллиантовый фонтан" — только теперь под другим названием: кроматицекатарактапотилле. И "живая картина" иная. "Нептун в струях водомета".

Публика недоумевала: что это за чудо такое: калоспинтекромокрене и кроматицекатаракапотилле? Живая картина это врдо пантомимы, сначала артисты стоят застывшие как скалы, а потом «оживают», двигаться начинают. Водомет — тоже понятно: вода бьет струей. Наяда в древнегреческой мифологии — так нимфу прозывали, богиню, живущую в ручьях и озерах — русалка, короче говоря.

Привлеченные загадочным объявлением зрители охотно идут на представление. И остаются весьма довольны. Замысловатые, загадочные слова на афишах - изобретение Акимушки.

Взяты они не с потолка. Если разрезать эти длинные слова, то "кусочками" окажутся латинские и греческие: "прекрасный", "источник", "подъем", "спуск". Вот такие прозвища дал Аким чудо-фонтанам.

- Слыхали, господин Беранек собирается цирк продавать?

— Как так? — удивился Петр.

— Не знаешь, как продают — усмехнулся Аким.

— Знаю... Но с чего вдруг?

— С делами у него неважнецки: всюду задолжал, в большом расстройстве сейчас находится...

— Да, зрители к нему не ломятся...

— Решили он oт цирка освободиться. А я вот и думаю, что, ежели помочь ему?... — Аким улыбнулся, глядя на братьев: не понимают, к чему он клонит.

— Ты чего придумал? — Петр весело взглянул на брата.

— Давно уже думку эту лелею... Русский цирк пора зачинать! Дать ход русскому артисту! Ведь шага по манежу не сделаешь, чтобы не наткнуться на всяких там Пьеров, Мишелей, Жанов, Дитрихов, Вильямсов... Русского имени не услышишь. Это в России-то! Стыдобушка! Дерут нашего брата, как сидорову козу; все русское — долой. Ведь так и душу выхолостить недолго.

— верно, Акимушка! — воскликнул Петр. — И публика-то считает: только иностранец и может быть настоящим артистом. А русский — так себе, ванька...

— И наших заставляют дурака валять, — продолжал Аким. — «Я приехал к фам ис Париш...» А морда-то у «парижанина» — курносая, рязанская!

— Значит, псевдонимы брать не станем? — спросил Дмитрий.

— Ни в коем разе, тaк и будем зваться, как от рождения: братья Никитины, «русский цирк братьев Никитиных» — звучит!

— Не рано ль пташечки запели? — Дмитрию по душе слова братьев, но он не верит, что все получится так, как мечтается. — Вдруг Беранек возьмет да раздумает продавать...

— Это худо... Но все равно пробьем русский цирк? Пора, право, пора!

— Ежели все обернется по-доброму — это ж какую глыбу придется подымать. С балаганом-то сколько хлопот. А здесь делов поболее: здание солиднее, лошади, реквизит, артистов надо приглашать.

— И Москва, Петруха, не сразу строилась, — Аким снова заговорил сухо и наставительно. — Пока с деньгами туго, выступать будем одни. Дмитрий гимнастику покажет, гири поподымает. Ты — один можешь представление дать! Я — что-нибудь из гимнастики сделаю, ну, и за клоуна сойду... Карл «туманные картины» и фонтаны свои цветные покажет. А там, дальше — видна будет...

В начале 70-х годов XIX века по городам Поволжья разъезжал со своей труппой чех Эмануэль Беранек. Ему не везло, сборы крохотные, а долги — огромные. Летом 1873 года цирк Беранека работал в саду Шехтеля. Деревянный дырявый «барабан», крытый парусиной, и решили приобрести акробаты братья Никитины.

5 декабря 1873 года Беранек продал саратовскому мещанину Акиму Александровичу Никитину все имущество своего цирка: семь лошадей, фураж, шапито, костюмы. В тот же день Аким занес в записную книжку: «...Принял цирк от господина Беранека в полное владение всей труппой... за 1800 руб. серебром».

Первое представление Никитины даты 25 декабря 1873 года в городе Пенза. «Русским цирк» — так было написано на афише — начал свою жизнь.

В середине мая 1876 года братья приехали в Саратов, выступали на Митрофаньевской площади. Лет сорок назад здесь кончался Саратов, лежало болото, где охотились не уток. А сейчас — гудела площадь, в магазинах, на прилавках, в «хлевушках» торговали мясом, ягодами, овощами, молоком.

40 дней братья Никитины выходили на манеж в родном городе. Зрители принимали их «по-родственному»: и доброжелательно, и придирчиво. Вместо грубых шуток размалеванных клоунов Аким предложил свое. «Поднадоели изрядно эти оплеухи и пинки», — решил он.

Аким стал изображать на манеже… Иванушку-дурачка. Того самого, из русской народной сказки: в обыкновенном кафтане и лаптях, островерхой шапке, с балалайкой в руках. «Иванушка» рассказывал сказки-были, придуманные Акимом, — смешные, острые. Нет-нет, да у какого-нибудь купеческого сынка, или чиновника, или лавочника, сидящих в цирке, задергается глаз от негодования... «Дурачок» иной раз такую правду сказанет, что ой-ей-ей!

В одном из номеров газеты «Саратовский справочный листок» за 1874 год в заметке под названием «Русский цирк» было написано: «В воскресенье в русском цирке был бенефис директоре Акима Александровича Никитина («Иванушки-дурачка»). Публика, заинтересованная новыми номерами... собралась в большом количестве. Вечер прошел довольно разнообразно и весело. Особенно смешил много публику сам бенефициант, который очень типично и мастерски изображал «дурачка».

В то же время другая газета в рецензии хвалила «номер, в котором г. Никитин своим галопированием на кукольной лошади... на собственных ногах немало насмешил публику».

Через два года саратовцы могли прочесть: «Русский цирк». Сегодня, 2 июля, в бенефис директора цирка А.А. Никитина, комика под псевдонимом «Иванушка-дурачок», дано будет в первый pаз большое клоунское представление. «Вечер для смеха и удовольствия», состоящее из трех больших и совершенно новых отделений. В заключение в манеже и на сцене в первый раз 70 персонами исполнена будет большая историческая пантомима в 7-ми картинах.

Смелость и риск — это больше всего к Петру относится. Летает под куполом с трапеции на трапецию, а ведь внизу—никаких страховочных сеток или матрацов, как говорится, даже соломка не постелена. Были случаи, когда младший из Никитиных падал и сильно разбивался.

— Ты, Петр, горяч не в меру, — выговаривал ему Аким. — Не спорю: мастер, мастер!.. Но будь ты поосторожнее в воздухе.

— Эк, Акимушка, я когда летаю — душа поет! Вот ты мне скажи: а разве на земле безопаснее? То-то и оно... Не знаешь, с какой стороны удара ждать, того и гляди, конкуренты слопают...

Любил Петр скакать на неоседланной лошади. Стоит на ее спине свободно, как на полу. Ухитряется танцевать или проскользнет сквозь маленький обруч, перевернется в воздухе и снова попадает на лошадь.

Сальто-мортале в переводе на русский язык означает «прыжок смерти». Действительно, описать своим телом в воздуха полный круг — дело нешуточное. В этом прыжке есть опасный момент, когда голова находится внизу, ноги — вверху. Сломать шею — пара пустяков... Петр выполняет «прыжок смерти» не только на манеже — он еще и «наездник-сальтоморталист».

Вместе с партнером исполняет Петр Александрович и номер «чертов мост». Гимнасты на трапеции под куполом цирка. Туда подают лестницу. Кладут они ее на гриф трапеции. И, удерживая равновесие, отходят одновременна на противоположные концы. Там, на крайних перекладинах лестницы, отжимает стойку на руках!

Газета писала: «Петр Никитин ставил первый раз «опасную лестницу», после некоторых трудных упражнений на которой он сделал опасный прыжок со значительной высоты на низ. Публика перепугалась было, но, видя, что артист совершенно здоров, осыпала его громкими аплодисментами…»

«О Петре Никитине скажем что раньше, зарекомендовав себя перед публикою отличным наездником и гимнастом, в этот вечер ом заслужил справедливые одобрения публики за выведенную им на свободе лошадь собственной дрессировки. Нужно сказать, что подобной дрессировки не скоро встретишь в цирках, изредка наезжающих к нам в провинцию».

Кроме лошадей Петр Никитин дрессировал верблюдов, андалузских быков, медведей.

Разворачиваются Никитины. Строят цирковые здания — деревянные или каменные — в Иванове, Киеве, Астрахани, Баку, Казани, Нижнем Новгороде... Появились у них: зверинец, конюшня в120 голов, возить эту громадину по железной дороге немыслимо — все деньги уйдут на проезд. И Аким придумывает такой маршрут: зимой Тифлис и Баку, оттуда до Астрахани — морем. Когда потеплеет — на пароходе по всем городам Поволжья. Снимали для цирка целое судно люди — в каютах, животные — внизу.

В представлениях «Русского цирка братьев Никитиных» — номера на любой вкус.

«Программа цирка братьев Никитиных. Саратовское отделение. Группа наездников. Наездница без седла. Велосипедисты. Турнист. Комики-эксцентрики. Короли воздуха. Гимнастка, исполняющая мертвую петлю. Музыкальные клоуны. Японские магики. Люди-русалки под водой. Сатирик-монологист и дрессировщик животных, сын знаменитого Анатолия Дурова — Анатолий Дуров».

«Первый раз в России! «Константинополь». Грандиозная водяная феерия с водяными и цветовыми эффектами. Постановка директора цирка Акима Александровича Никитина. Участвуют до 300 персон, хор певцов, два оркестра музыки».

«Цирк под водой!» На цирковой барьер ставили еще один, из решеток, все это накрывали брезентом. Оркестр убран, на его месте — сцена, откуда по широкому желобу льется вода. После представления, ночью приезжала пожарная команда и перекачивала воду обратно в бак, стоящий наверху.

Пресса не молчала: «Бенгальский огонь зажженный позади образовавшейся водяной стены, увеличивая эффект картины...

Появились лодки, пароходик. Три гуся плавали между купающимися нимфами и катающимися на лодках. Петр Александрович Никитин лично руководил сложными переменами картин, несколько раз выезжал на водяном велосипеде. По окончании пантомимы братья Никитины на дружные вызовы публики многократно появлялись не мостках».

В 1836 году в Москва на Цветном бульваре, под самым носом у австрийца Альберта Саламонского, открыли Никитины свой цирк. Знаменитый директор был вне себя от гнева. Какая наглость! Эти вчерашние крепостные, дети уличного шарманщика осмелились конкурировать с ним, Саламонским, которого знают и ценят в самых высоких сферах! Он известен даже при дворе! Устроиться под боком у его цирка — какая самоуверенность у этих русских братьев! Неужели они верят, что изысканная московская публика вот так возьмет и валом повалит к незваным гостям?!

И Саламонский, пустив в ход все свои связи и способности, вступил в борьбу. «Удары» озлобившихся иностранцев были чувствительны, но Никитины никогда не боялись ни побоев ни каверз.

Москвичи восторженно приняли, русский цирк, воздали должное усердию и мастерству братьев. И все-таки силенок у талантливых волжан еще не хватало. Пришлось вернуться в провинцию, поразмыслить как успешнее «взять Москву»?

Через год снова объявились в столице, с новыми номерами, новыми замыслами.

В 1911 году на Садово-Триумфальной улице, рядом с увеселительным садом «Аквариум», построил Аким Александрович прекрасное здание цирка. Манеж — новейшей конструкции, с гидравлическим устройством. В мгновение ока он мог превратиться в бассейн. Обычный опилочный грунт был заменен нарядным кокосовым настилом.

«Русский цирк братьев Никитиных» в Москве твердо встал на ноги. Он приобрел такую же известность и славу, как и цирки в Саратове, Нижнем Новгороде, Астрахани...

Если кому из артистов была нужна помощь, совет дельный — Аким Александрович всегда тут как тут. Цирк он знал, что называется, изнутри. Глаз был острый, наметанный: любые огрехи подмечал и все новое, талантливое видел. Приехал к нему в цирк акробат Александр Сосин с семьей. Посмотрел их номер Никитин, похвалил сложные прыжки и говорит:

— Хорошо-то хорошо... Только подумай ты вот над чем: в какую одежку трюки одеть? Придумай сценку... ну, в ресторане, например... Комическую, веселую, бойкую. И тогда прыжки (а они у тебя — чудо!) заиграют, засветятся, будто драгоценный камень, и запомнятся зрителям.

Артист прислушался к совету, и выступление, действительно, стало более ярким.

Осенью 1915 года Александр Сосин был приглашен в московский цирк Братьев Никитиных. Там устраивался конкурс лучших прыгунов Европы. Чеpeз десять стоящих бок о бок лошадей перелетел Сосин. И получил первую премию — большую золотую медаль с изображением А.А. Никитина.

«Александр Сосин в Москве в цирке Никитиных делает двойное сальто мортале ежедневно!»

Любил Аким Александрович наблюдать, нам тренируются дети. В его цирке всегда было много семейных артистов. Никитин специально доплачивая тому артисту, который принимал на себя обязанности учителя акробатики, занимался с детьми.

В цирке Никитиных под своими фамилиями выступали прекрасные русские артисты. Здесь раскрылось незаурядное мастерство клоунов-дрессировщиков Дуровых, клоунов Козлова, Бабушкина, Брыкина, Лаврова, канатоходца Молодцова, клоуна «рыжего прыгуна-кошки» Виталия Лазаренко... Летом 1911 года в Саратове, у Никитиных, Лазаренко при помощи лишь жесткой деревянной подушки перепрыгивал через 9 лошадей и сверкающий бенгальским огнем бутафорский дом. А в 1914 году в Москве он поставил мировой рекорд, пролетев через трех слонов. Этот феноменальный прыжок был снят операторами фирмы «Патэ» и демонстрировался на экранах мира.

Ученик Никитиных стал заслуженным артистом РСФСР, награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Сколько полезных советов дал Аким Александрович Никитин борцу и атлету Ивану Поддубному! В Одесском и Киевском цирках будущий многократный чемпион мира оттачивал свое мастерство в поясной и французской борьбе. Иван Максимович Поддубный — гордость русской и советской атлетики.

С братьями Никитиными тесно связана биография другого чемпиона мира по борьбе и поднятию тяжестей, одного из первых русских летчиков, — Ивана Заикина. Как тяжелоатлет он начал выступать в Нижнем Новгороде а цирке Никитиных: поднимал и носил пароходные якоря, держал платформу с 30 человеками, на его плечах ломали телеграфные столбы, гнули рельсы...

Школу братьев Никитиных прошли наездники Николай Сычев, во время гастролей за границей прозванный за безумную смелость «русским чертом», и Петр Орлов, с блеском выступавший в крупнейших цирках России и Европы; клоун—дрессировщик собак, заслуженный артист РСФСР Алексей Цхомелидзе и многие-многие другие.

Нужно было иметь твердый характер, смелость и большой ум, чтобы одержать победу в жесткой борьбе с иностранными антрепренерами. Директоров крупнейших в России цирков: француза Лежара, итальянцев Гверру и Чинизелли, бельгийца Гинне, австрийца Саламонского, немца Сура — очень сильно потеснили «саратовские акробаты», как еще недавно называли братьев Никитиных. Они убедительно доказали: русские и сами способны создать хороший цирк.

Еще в 1876 году в «Саратовском справочном листке» можно было прочесть: «Жаль, что цирк гг. Никитиных пробудет здесь очень короткое время, говорят, числа до 20 июня. Пробудь он подолее, он не перестал бы интересовать публику — тем более, что это единственный в России русский цирк, директоры которого наши же саратовцы, что доказывает: и в этом деле русаки не отстают от иностранцев.

При том сочувствии, какое выразила саратовская публика своим землякам, можно ожидать, что гг. Никитины устроят здесь постоянный цирк, который, без сомнения, может конкурировать с заезжими иностранными цирками».

Братья Никитины выполнили это пожелание. Они пошли дальше: их цирк стал одним из лучших в России и в Европе.

Эту квартиру в Столешниковом переулке знала вся Москва. Полвека прожил в ней Владимир Алексеевич Гиляровский, «король репортажа», дядя Гиляй, как его звали друзья и знакомые.

Прежде чем заняться журналистикой и литературой, Гиляровский скитался по России, был беспаспортным бродягой, грузчиком, бурлаком, рабочим на белильном заводе, объездчиком лошадей, солдатом на войне 1877—1878 годов, пожарным, актером.

В «Столешники», к дяде Гиляю, шли на огонек актеры и рабочие, репортеры и циркачи, художники и парикмахеры, музыканты, писатели.. Здесь бывали Чехов, Куприн, Бунин, Левитан, Репин, Шаляпин.

...Звякнул дверной звонок. Жена Гиляровского — Мария Ивановна — открыла дверь, которая, впрочем, была незаперта, и радостно воскликнула:

— Гиляй! А ну-ка, вылезай из своей берлоги! Гость-то какой!..

Из кабинета выглянул Владимир Алексеевич, восторженно захохотал, бросил на письменный стол ручку и поспешил обнять Акима Александровича Никитина.

— Ох, и силен же ты, брат! — улыбаясь и приглаживая бороду, сказал Никитин.

— И ты, господин заслуженный директор, ого-го еще! Любому гимнасту фору дашь: фигура, осанка. А вот покувыркаться теперь — дудки! Ордена и медали мешают... — смеялся Гиляровский. — Садись, наконец, рассказывай: почему глаз так долго не казал?..

Аким Александрович одернул парадный китель с наградами.

Ты же знаешь, Гиляюшка: работа у меня хлопотная. А тут в Саратов, к брату Петру ездил. Цирк ведь у нас там тоже...

— Как же, помню, на Митрофаньевской площади... А театр в саду Шехтеля не забыл? Там ведь твоя театральная карьера начиналась?..

— Верно, там!.. Что ты, Аким, разве юность забывается! Саратов... он у меня в сердце, как первая любовь. Кстати, я ведь там, действительно впервые влюбился. А Лысая гора на места? Мы там в «орлянку» с «галахами» играли. Ночлежный дом Галахова помнишь?

— Как не помнить: родной ведь, город — Саратов. А вот у тебя-то как все в голове умещается? Россию вдоль и поперек исколесил, за границей бывал, «летучий корреспондент» — так тебя, прозывают? — а «галахов» саратовских помнишь, Лысую гору...

С Гиляровским Никитины познакомились давно, когда будущий писатель пробовал свои силы на театральных подмостках и цирковой арене, а будущие известные артисты и предприниматели только разворачивали свою деятельность.

Одна из встреч, в 1899 году, в Нижнем Новгороде, им запомнилась особо. В «Большой русский цирк братьев Никитиных» Гиляровский пришел не один. Высокий, молодой, чуть сутуловатый человек в черной куртке, с длинными, почти до плеч, красивыми волосами, зачесанными назад, с добрыми и веселыми глазами протянул руку и, по волжски окая, сказал:

— Очень рад с вами познакомиться. Аким Александрович, Максим Горький.

Это имя было известно всему городу. Статьи и корреспонденции в «Нижегородском листке», подписанные «М. Горький», пользовались огромной популярностью. Написанные сильным и образным языком, эти публикации будоражили читателей правдивостью и смелостью оценок.

Аким Александрович даже хранил газету со статьей Горького, в которой были такие слова: «Вокруг нас закипает жизнь, пробуждаются новые сознание, возникают новые смелые задачи, нет рождается новый человек, он же читатель, — пытливый и жадный до книги. Этот читатель требует ответа на коренные вопросы жизни и духа, он хочет знать, где правда, где справедливость, где искать друзей, кто враг».

— Ну, положим, знаменитее вас. Аким Александрович, в Нижнем вряд ли кого сыщешь,.. — улыбнулся Горький — «Большой русский цирк» — достопримечательность города…

— Он ради него чуть богу душу не отдал, — захохотал Гиляровский, вспомнив, как Аким... летал на воздушном шаре. — Я расскажу...— И «дядя Гилям а красках обрисовал этот знаменитый на всю Россию полет.

Никитин со своим цирком работал в Нижнем Новгороде, когда туда прибыв воздухоплаватель. Аким к нему: в воздух подняться хочется — сил нет! То» оказался сговорчивым...

К шару, наполненному светильным газом, привязали гимнастическую трапецию. Уселся на нее директор цирка. Воздухоплаватель объяснил: «Когда пожелаете опуститься — дерните за эту веревку». «Все ясно, дерну...», — сказал Никитин и полетел.

Над ярмаркой очутился — не забыл бросить кипу афиш, в которых публика приглашалась на представление в цирке Никитиных… Долго носился под облаками, сидя на трапеции. Дольше, чем ему хотелось: что то там с «тормозной» веревкой случилось... Но все-таки сумел приземлиться. Толпа давай его качать. Цирк, само собой разумеется, был в тот вечер переполнен.

— Ой, лихо, Аким Александрович, ой, лихо!.. — Алексей Максимович смеялся до слез. Он читал об этом полета в репортаже Власа Дорошевича. Но Гиляй рассказывал так живо, с такими колоритными деталями!..

— А мы вот с Владимиром Алексеевичем по городу побродили, — высмеявшись, сказал Горький. — На Нижний базар заглянули, потолкались среди грузчиков и рабочего люда. Повспоминали...

— Сидели на откосе, Волгой любовались, — продолжал Гиляровский — А потом вот к тебе решили... Не мог же я не навестить старого приятеля!..

— И прекрасно сделали, что пришли! — Аким Александрович обнял гостей за плечи. — Не желаете репетицию посмотреть?..

— С превеликим удовольствием! — обрадовался Горький. — Репетиция в цирке или театре — это всегда интересно.

Алексей Максимович с удовольствием посещал цирк, писал о нем. В его «Беглых заметках», опубликованных в газете «Нижегородский листок», можно было прочесть: «Все, что я видел на арене, — писал Горький, — слилось в некое торжество, где ловкость и сила уверенно праздновали свою победу над опасностями для жизни».

В.А. Гиляровский позже напишет! «Алексей Максимович сразу полюбил Акима, простого и милого, интересовался репетициями и всегда ходил в цирк, как свой человек».

В Саратове, на углу проспекта Кирова и улицы Братиславской, сохранился дом братьев Никитиных. Все трое похоронены в Саратове. На могиле Акима Александровича на Воскресенском кладбище установлен памятник.

Славится сегодня Саратовский цирк, основанный талантливыми братьями. Он удостоен ордена Трудового Красного Знамени.

И каждый, кто неравнодушен к этому искусству, должен помнить имена тех, кто стоял у истоков русского национального цирка: братьев Акима, Петра и Дмитрия Никитиных.