Брайнина Б. Пусть сильнее грянет буря! // Брайнина Б. Федор Гладков: Очерк жизни и творчества. М., 1957. Гл. 1: Начало пути. С. 3-5.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

НАЧАЛО ПУТИ

1. ПУСТЬ СИЛЬНЕЕ ГРЯНЕТ БУРЯ!

В конце прошлого века на меже у одной из бесчисленных дорог бывшей Саратовской губернии (теперь эти места в Пензенской области) стоял полосатый столб с прогнившей доской наверху, а на ней полустертые, шершавые буквы:

Село Чернавка

Дворов — 67

Душ — 252

В этой Чернавке, в бедной старообрядческой крестьянской семье, и родился в 1883 году Федор Васильевич Гладков.

То была сложная и трудная эпоха в истории русского крестьянства. «Марксизм,— пишет Гладков в предисловии к «Повести о детстве»,— только что начал нарождаться; он пускал свои корни в промышленных городах, где пролетариат мог складываться в организованную силу. В деревне самовластно распоряжались помещики и кулаки. Земский начальник, пристав с арапником и поп с крестом душили всякое проявление живой мысли. Но под игом никогда не угасали недовольство и мятежность народа, и в разных формах шла классовая борьба между подъяремным бедняком и богатеем, между мужиком и помещиком. Страдания землепашца и батрака постоянно разжигали в них гнев и возмущение против самовластия барина, Мироеда и начальника и обостряли ненависть к существующему порядку. В моей обездоленной деревне жили люди большой совести и беспокойной мысли — искатели правды, протестанты, бунтари. Я много встречал в юности хороших людей, но люди, с которыми я жил одной жизнью в деревне, до сих пор близки мне как верные мои друзья. Это были те русские люди, которые не сгибались под гнетом насилия и которые имели дар видеть свет и во тьме и предчувствовать радость будущего».

Однако эти люди были еще бессильны нарушить распорядок строгой, постной, нищей деревенской жизни, где порка — единственный метод воспитания («пороть — что поле полоть»), где дети постоянно мрут то от «горлышка», то от «горячки», то от «брюшка», где надо бояться и строгого, вечно карающего бога, и такого же строгого, неумолимого деда—владыки семьи, и неласкового отца, и озорных мужиков, и сотского, и урядника, и мироеда, и барина.

Надо бояться всех, а жизнь все же манит, увлекает мальчика.

Душная полутемная изба, висячая лампа коптит рваным язычком, тараканы да мыши («без тараканов да мышей — дом без души»), а на стене заманчивые лубочные картины — «Бой непобедимого храброго богатыря с Полканом», огненные птицы «Сирии и Алконост»; но особенно пленяют воображение мальчика священные книги в красивой, причудливой росписи таинственных букв с запутанной красной вязью кудрявых линий на страницах. Из-за этих книг Федя не раз подвергался жестокой порке. До сих пор сохранилась у писателя толстая книга в полуистлевшем переплете, а внизу одной из пожелтевших страниц неловким детским почерком срисованная красным карандашом строка. Эту книгу когда-то прислал писателю дядя, брат отца, и под срисованной строкой написал: «Ну, и была же тебе за это порка от деда Фомы».

Срисовывая слова и целые строки с книг, мальчик очень рано, самоучкой, научился читать. Сначала это были богослужебные книги (псалтырь, четьи-минеи и сборник сказаний «Цветник»), ибо иных книг в старозаветной и старообрядческой семье Гладковых не признавали. Однако вскоре тайком от деда мальчик научился читать и светские книги.

Когда Гладкову исполнилось десять лет, в деревне открылась сельская школа. Учительница этой школы Елена Григорьевна Парменионова, образованная, самоотверженная девушка, одна из тех, которые «ходили в народ», оставила неизгладимый след в душе Гладкова. Она открыла мальчику красоту художественного слова, Пушкина, Лермонтова, Толстого, Тургенева, Короленко, Глеба Успенского...

Книжный мир причудливо переплетался в юном воображении с задушевными песнями матери, с просторами родной природы, с проникновенными словами мятежных людей о правде, о воле, о справедливой жизни. Очень рано созрела в душе Гладкова мечта о лучшей доле, мечта, которая была своего рода протестом против обид и горечи, 'Против «свинцовых мерзостей» нищего, полуголодного деревенского существования.

Таково было детство. Еще более трудным было отрочество. Выгнанные малоземельем из деревни, родители Гладкова скитаются в непрерывных поисках работы, а с ними их сын, будущий писатель, автор «Цемента», «Повести о детстве», «Вольницы», «Лихой годины»... Подросток всеми силенками своей души рвется к учению, к свету, а злая доля бросает его «в люди», где он испытал и побои, и голод, и бессонные ночи в грязном углу.

Гладков работал сначала «мальчиком» в аптекарском магазине, откуда через два месяца убежал: не вынес побоев. Тогда его отдали в ученики в литографию, где в бензиновых парах он мыл литографские камни; потом началась работа учеником в типографии; разбирая шрифты в кассах на сыром земляном полу, Гладков заболел острым ревматизмом и слег в постель.

Много было выстрадано, пережито, и желание «пожаловаться», вступиться за человека побудило юного Гладкова взяться за перо. Но как писать, чтобы получилось правдиво, чтобы люди почувствовали необходимость улучшить, изменить жизнь? Может быть, следует в книгах коленопреклоненно молить о помощи богатых и сильных? Нет, этот безнадежный, унизительный путь был отвергнут сразу и навсегда. И потому был отвергнут, что уже с двенадцати лет Гладкову пришлось уйти в подполье, спасаясь от преследования царской полиции: поп-провокатор ложно обвинил мальчика в святотатстве и предал полиции; избитый до полусмерти урядником, Федя вместе с матерью бежит из деревни на Кубань, в Екатеринодар, где в то время работал его отец. <…>