Прокопенко Л. Саратовское стихотворение поэта // Ленинский путь. Саратов, 1962. 6 окт.

Саратовское стихотворение поэта

Среди произведений великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова есть баллада «Чума в Саратове». Само название невольно вызывает интерес у саратовцев. Но этот интерес остается неудовлетворенным, так как до сих пор стихотворение по существу никак не комментировалось, не объяснялось.

А между тем оно нуждается в этом.

Первая фраза, даже первая строчка баллады: «Чума явилась в наш предел» почти диктует вывод — Лермонтов был во время чумы в Саратове. Поскольку же автограф стихотворения датирован рукой поэта: «1830 года, августа 15 дня», то и время его пребывания в Саратове указывается как будто бы предельно точно.

Однако совершенно бесспорно установлено, что Лермонтов как раз в это время находился в Подмосковье. И с 13 по 15 августа он был в дороге из Серед-никово в Троицко-Сергиевскую лавру. Биографы поэта, еще с 1880-х годов, на основании документов, пришли к выводу, что «Лермонтов вместе с Е.А. Ар-сеньевой, в дни холерной эпидемии оставался в Москве». Поэтому и название «баллады «Чума в Саратове» говорит не о месте, где она была написана, а лишь о событии, на которое поэт откликнулся.

И все же это стихотворение заслуживает серьезного внимания. Хотя бы потому, что является важным свидетельством самого Лермонтова, говорящим о его тесных связях с Саратовом, о неоднократных посещениях нашего города. Иначе Лермонтов не имел бы оснований говорить о Саратове — «наш предел», тем более в то время, когда находился вдалеке от него.

Это выражение становится более понятным, если вспомнить, что дед поэта (родной брат его бабки Е.А. Арсеньевой) Афанасий Алексеевич Столыпин называл свои саратовские владения «наши низовые места». «Наш предел» — лишь иной вариант этого названия, бытовавшего в семьях Столыпиных и Арсенье-вых, а значит и отлично знакомого Лермонтову.

Возможное толкование, что под словами «наш предел» поэт имел в виду всю страну, Россию в целом, опровергается фактами. Холера, или как ее тогда называли — чума — 1830 года, появилась на юге России за полтора месяца до того, как пришла в Саратов, а на Кавказ проникла значительно раньше. Но Лермонтов почему-то не откликнулся на это, хотя Кавказ был для него, по собственному признанию, второй родиной. Более того, в самом начале июля в Севастополе во время «холерного бунта» был убит один из сводных братьев его бабки — Николай Алексеевич Столыпин. Несмотря на это трагическое событие, у Лермонтова нет стихотворения о чуме в Севастополе, зато есть «Чума в Саратове». Как видно, появление холеры в Саратове особенно сильно взволновало поэта. И, надо думать, далеко не случайно.

На самом деле — в первых же строчках баллады звучит глубокая тревога за любимого человека: «Хоть страхом сердце стеснено, из миллионов мертвых тел мне будет дорого одно».

Лермонтов особенно сильно любил своего деда-дядю Афанасия Алексеевича Столыпина, который жил в Лесной Нееловке и в Саратове. Естественно предположить, что именно боязнь за жизнь этого «дяди» так встревожила юношу Лермонтова.

Но оказывается, не о любимом дяде подумал прежде всего поэт, когда узнал, что холера добралась до Саратова. Он вспомнил о какой-то одинокой девушке, как видно, более милой ему, чем дядя. Лермонтов представил ее себе больной, умирающей и тут же написал продиктованные сердцем строчки:

Никто не прикоснется к ней,

Чтоб облегчить последний миг;

Уста волшебницы очей

Не приманят к себе других...

При этом поэт готов даже самоотверженно умереть за эту дорогую для него «волшебницу очей», более того, он был бы счастлив, если бы мог cделать это:

Лобзая их, я был бы счастлив,

Когда б в себя яд смерти

впил...

Самоотверженность эта тем 6. лее искренна, что к нежным чувствам юноши добавилось и угрызение совести:

Затем, что сладость их испив

Я деву некогда забыл.

Столь очевидная и глубока автобиографическая основа это баллады, особенно второй ее части, — говорит о многом. Прел де всего о том, что в Саратов Лермонтов пережил сильное сердечное увлечение «волшебнице! очей». С этим обстоятельством, с «саратовским сердечным эпизодом» в биографии поэта, необходимо считаться.

Если вопрос: кто такая «волшебница очей», на который пока можно предположительно ответить, что она была еврейкой и. звали ее как будто бы Тереза, требует дальнейших разысканий, то слово «наш» по отношению к Саратову не нуждается ни в каких пояснениях. Так сказать о городе мог только человек, который бывал в нем довольно часто и проживал здесь достаточно долго. Тем более на это имел право юноша, переживающий в этом городе глубокое сердечное увлечение.

Совсем недавно удалось установить «а основании документов факт пребывания поэта в нашем городе в январе 1830 года, в августе которого написано стихотворение «Чума в Саратове». Кроме того, имеются основания считать, что Лермонтов посетил Саратов в 1836 году, возможно побывал здесь в 1818, 1820, 1825, 1831—1832 и 1839 годах. Однако эти поездки (исключая 1830 г.) нуждаются в проверке и документировке.

Таким образом, написанное в Подмосковье саратовское стихотворение убедительно свидетельствует о том, что Саратов в биографии Лермонтова занимал далеко не последнее место. Ра скрыть это полнее и глубже — задача прежде всего местных лермонтоведов.

Леонид ПРОКОПЕНКО.