Глинский Б.Б. Александр Николаевич Пыпин: (Материалы для
биографии и характеристики) // Исторический вестник. СПб., 1905. Т. 99, кн. 1.
С. 281-282.
<...>
Вспоминая
в одном из следующих писем (без даты), как часто Н. Чернышевский в беседе с ним
цитирует разные места из сочинений Гоголя, Пыпин говорит, между прочим: «Николя
многие места (следует указание этих мест) приводить слово в слово и всегда
производить необыкновенный эффект (заметь: я теперь почитатель-поклонник
Гоголя. Я его любил и прежде, а теперь я просто обожаю его). Николя во многом,
очень многом, имел на меня влияние, особенно теперь». Личность этого «Николи»
постоянно притягивает его внимание, он пытается глубже проникнуть в этот
загадочный характер, нарисовать себе и другим духовный образ этого человека и
заставить всех окружающих, и в том числе и своих товарищей юности, полюбить и
оценить его.. Почти во всех письмах к Д.Л. Мордовцеву он возвращается к этому,
волнующему его предмету и, упоминая о занятиях своего двоюродного брата, о его
знакомых, о книгах, который он приносил ему читать (главным образом Диккенса в
подлиннике), постоянно делает экскурсии в область анализа характера Николая
Гавриловича. Так, в ноябрьском письме (без даты) он говорит: «Он, т.е.
Чернышевский, такой человек, которого я никогда не видал, да никогда верно и не
увижу. Я не знаю, как описать тебе его характер (ты его не знаешь!); если бы
где-нибудь был изображен такой характер, я бы указал тебе. Но нигде подобного я
не встречал, встретил, правда, только в одном месте: недавно читал он отрывок
из повести[1],
рассказа, или как угодно назови это, конечно, не напечатанной и, к несчастью,
лишенной возможности быть напечатанной, он говорил мне, что ее написал один из
его приятелей, но я с большею вероятностью предполагаю, что писал он ее сам;
все в ней — его и, между прочим, там был один характер, совершенно снятый с
него — характер не из обыкновенных, пошлых характеров. Может быть, когда-нибудь
ты узнаешь его близко, хотя это трудно, не быв с ним в близких отношениях, где
б его можно было узнать... Как ошибся бы тот, кто сказал бы, что нет в нем
участия ни к чему; нет, в нем так много участия, что я не могу до сих пор
привыкнуть видеть в нем это». В декабрьском письме (от 20 числа) он снова
возвращается к характеру Чернышевского и говорит: «Это такой человек, какого я до сих пор и не видывал. А
ведь давно я его знаю, мог бы к нему привыкнуть тогда еще, когда вместе жили (в
Саратове), мог бы узнать его так, чтобы все мне было в нем известно, вполне
понятно. Теперь я вижу все, как и отчего и зачем он делал все так, а не иначе;
знаю, зачем он отсюда в Саратов ездет, когда у него здесь есть место, вместо
которого он скоро мог бы получить другое, гораздо лучшее; когда у него здесь
столько выгод против Саратова, что многие совершенно не понимают, отчего Николе
вздумалось ехать в такую глушь и дичь. Это все очень просто». Объяснение такому
действительно мало понятному, исчезновению Чернышевского из Петербурга
находится именно в письме Пыпина. Отсюда мы узнаем, что Николай Гаврилович
уехал в Саратов вследствие влечения сердца и в виду того, что именно в Саратове
находилась та, с которой он впоследствии вступил в законный брак. <...>