Мишин Г.А. "...Как оправдать такую прописку" // Начало маршрута – Саратов: Сб. / Сост. В.И. Игошин. Саратов, 1989. Вып. 1. С. 39-42.

 

 

Г. Мишин

«...КАК ОПРАВДАТЬ ТАКУЮ ПРОПИСКУ»

 

В Москве на одном из зданий в проезде Художественного театра установлена мемориальная доска: «В этом доме жил и работал выдающийся советский писатель Лев Кассиль». Ежегодно 10 июля, в день рождения Кассиля, сюда приходят пионеры столицы с букетами цветов, чтобы выразить любовь и признательность своему любимому писателю. А его всегда гостеприимная квартира, как и при жизни Льва Абрамовича, наполняется в этот день старыми друзьями Кассиля: литераторами, художниками, учеными, бывшими спортсменами. Припоминают динамичные кассилевские репортажи о праздничных торжествах на Красной площади, рассказывают о совместных вояжах за границу. А кто-нибудь непременно вставит в разговор:

— А помните? Ведь это с его легкой руки пошли гулять по свету меткие названия «книжкина неделя» и «главная елка страны».

Да и знаменитый зажигательный возглас «молодцы!», гремящий на стадионах, впервые сорвался с уст Кассиля...

Поднимаясь по лестнице этого дома, по которой ступали многие знаменитости, захаживавшие в гости к Кассилю, а в свое время и к великому певцу Собинову, тестю Льва Абрамовича, я вспомнил другой, старинной кирпичной  кладки двухэтажный, особнячок, отмеченный кассилевской строкой: «Дом № 42 по Аткарской улице считаю самым для меня родным в г. Энгельсе. По-моему, кто не любит свой город, где сам родился и вырос, так города, где другие родились, он совсем уж не любит. Что ж он тогда, спрашивается, любит на Земле?». Лев Кассиль родился в 1905 году в слободе Покровской (ныне г. Энгельс). Отец его был известным в округе врачом, получившим в советское время звание заслуженного врача республики, мать преподавала музыку. Начальное образование Лев Кассиль получил в дореволюционной Покровской гимназии, где на учеников «низвергалась наука, сухая и непереваримая, как опилки». С детства Кассиль много читал, увлекался музыкой, рисованием.

Он даже подумывал о профессии художника. Учась в старших классах единой трудовой школы, он одновременно посещал занятия в Саратовском художественно-практическом институте. Но художником Кассиль не стал, как не стал он и математиком, хотя и учился некоторое время на физико-математическом факультете МГУ.

Кассиль все больше тянулся к литературному труду. Начав работать над повестью «Кондуит», молодой писатель решил показать несколько глав В.В. Маяковскому. Позже он вспоминал: «Я пришел к обитой клеенкой двери в Гендриковом переулке. На двери была маленькая дощечка с именем великого Маяковского. Я вбежал по лестнице, а сердце от волнения скатилось вниз по ступеням. Я позвонил, и мне открыли... Через эту дверь я вошел в литературу».

В январской книжке «Нового Лефа» за 1928 год, издаваемого Маяковским, появился очерк Льва Кассиля «Изустный период в г. Покровске» с подзаголовком «Из материалов к книге «Кондуит». Но ни одна строка из этого очерка не вошла потом в текст «Кондуита». Вскоре появились в печати автобиографические повести Кассиля «Кондуит» и «Швамбрания». Позже обе книги были переработаны и объединены в одну — «Кондуит и Швамбрания», ставшую одной из популярных книг, и не только у юных читателей.

Первые ее главы знакомят читателя с жизнью глухой дореволюционной Покровской слободы: «...болота и грязь затопляли слободские улицы», гуляние молодежи проходило на «Брешке» или «Брехаловке» (теперь Коммунарная площаль — Г. М. ), которая была «черна от шелухи подсолнухов». Между гимназистами — «сизяками» и учениками высшего начального училища — «внучками» велись постоянные распри, драки. Но вот пришла Октябрьская революция, и писатель показывает, как она воспринимается романтическим ребячьим миром. Революция уничтожила кондуиты и мерзости старой школы, сделала ненужной смешную, наивную ребячью мечту о «какбудтошней» стране Швамбрании. Новая действительность оказалась лучше старой сказки. Заканчивается книга описанием нового города, с новым именем — Энгельс. «Город был неузнаваем. На месте, где земля закруглялась, простирался прекрасный парк культуры и отдыха. Пустырь, оставшийся после разрушения швамбранского дворца Угря, застраивался домами мясокомбината. Пробегал автобус. На бывшей «Брешке» выросли большие до­ма».

Кассилем владела ненасытная жажда журналиста — всюду побывать, все увидеть своими глазами. Ради этой цели Льву Абрамовичу приходилось иногда идти на рискованные эксперименты. Однажды, чтобы добыть материал для разоблачительного фельетона непосредственно из первых рук, он преображается в... женщину! «Мужества у меня хватило,— признавался позже Кассиль, — насчет женственности дело было хуже. Но простецкий женский парик, взятый напрокат из теамагазина, вуалька и небольшая актерская тренировка восполнили этот недостаток. Что же касается невольной неловкости, фальшивости в женских интонациях, неуверенности в глагольных окончаниях (я при-шел-ла), то это заставило меня перейти на «иностранное положение».

В домашней библиотеке Льва Кассиля имелось несколько экслибрисов, сделанных для писателя лучшими советскими художниками. На одном из книжных знаков, самом любимом владельцем, на щите рядом с пионерской эмблемой и устремленной вдаль картографической стрелкой нарисованы футбольный мяч и шахматная корона. И это соседство не случайно. Кассиль был еще и спортивным писателем. Он любил спорт и знал его досконально, во всех подробностях, был добрым другом спортсменов и горячим болельщиком. И хотя Лев Абрамович никогда не был спортсменом, а в последние годы даже не бегал трусцой, его можно назвать выносливым и стойким человеком спорта.

Если взять глобус и отметить места Олимпиад и международных чемпионатов, на которых побывал Кассиль, глобус запестреет многоцветней флажков.

Но не все заграничные поездки были одинаково просты. Часто вспоминал он 1936 год, когда в качестве корреспондента «Известий» был командирован в республиканскую Испанию, одной из первых принявшую на себя удар фашистов. Писатель отправился туда на теплоходе «Комсомол», который вез подарки советских людей испанским патриотам. В открытом море теплоход был торпедирован фашистскими катерами. Вскоре советский народ узнал об этом разбое из корреспонденции Льва Кассиля.

Через год вышло в свет первое его крупное произведение — роман «Вратарь республики». В нем писатель вновь возвращается к родным местам, к великой русской реке, взрастившей таких богатырей, как Антон Кандидов. В романе Кассиль вспоминает и о необычном по своей широте разливе Волги в 1926 году, и о памятном агитационном футбольном матче в Саратове, вводит немало автобиографических эпизодов из своей недолгой карьеры вратаря в мальчишеской команде Покровска. Саратов и его окрестности постоянно находились в поле зрения писателя. С интересом искал он всегда в печати сведения о славных трудовых делах саратовцев, о добрых переменах в их жизни и быту.

«Не скрою, — писал Кассиль, — что особо интересует меня строительство крупнейшего в Европе моста через Волгу. Ведь это была мечта моего детства, заветная думка всех моих сверстников-земляков. Огни Саратова мелькали неподалеку, отделенные от нас просторами Волги. Но Саратов был недосягаемым для нас: то затянет осенний ледостав и ни пешком, ни на лодке нельзя было пробраться на саратовский берег, то начинался грозный ледоход, то летом в обмелевшие протоки возле нашей слободы не мог зайти пароходик волжской переправы, и приходилось тратить долгие часы, чтобы добраться через пески на дальние пристани.

А как мы мечтали о мосте через Волгу!.. Но вот он строится, этот мост! И скоро соединит Саратов с Энгельсом, нашу давнюю мечту с действительностью».

Часто в сутолоке неугомонной столицы вспоминал Лев Абрамович любимую Волгу и родной Энгельс. В память о могучей реке Кассиль построил по собственным чертежам катер и назвал его «Швамбрания». Плавая с друзьями по зажатой в тесные берега Москве-реке, он не раз с восхищением говорил: «А вот у нас на Волге ширь да благодать такая, что не бывавшему там и представить трудно».

Загруженный до предела текущими делами, Кассиль иногда выкраивал время для поездок в Саратов и Энгельс. Там он встречался с любителями литературы, художниками, рабочими, выступал перед пионерами и школьниками. Как-то в конце встречи один из юных читателей спросил у Льва Абрамовича:

— Вы где живете? В Кремле?

С улыбкой рассказывая об этом эпизоде, писатель очень серьезно добавлял:

— Вот по какому высокому адресу прописана в представлении нашего читателя детская литература! Всю жизнь думаю, как оправдать такую прописку.