"Вы меня не таким загадали..."
Когда власть начинает расстреливать поэтов - под прицелом оказывается
весь народ. Она может конечно, оправдываться высосанными из пальца доказательствами
вины, свидетельскими показаниями и даже революционной необходимостью.. Но давно
замечено: революции пожирают собственных детей, а поэты - любимые дети.
Без малого 110 лет назад, в июле 1887 года в
Саратове родился Петр Орешин. Произошло это событие, как впоследствии уточнил
он, "возле Привалова моста, на Никольской улице, в старом
полуразвалившемся каком-то флигелишке". Поскольку детство его прошло в
деревне Галахово тогдашнего Аткарского уезда, в некоторых, порой весьма авторитетных
источниках, именно она указывается местом его появления на свет.
Поэтическую биографию нашего земляка изложу кратко.
В 1911 году газета "Саратовский листок" впервые печатает его
рифмованные строки. Начиная с 18-го в Петрограде, Саратове, Москве один за
другим стали появляться авторские сборники. Петр Васильевич приветствовал
Октябрь, посвятив революции немало восторженных строк, верил в пришествие
светлых времен, обновляющуюся Русь и ее рулевого - Ильича. "Всем существом
в поэте" (выражение его гениального современника и друга) он воспевал
наступившие перемены, сияющие горизонты и, разумеется, ее, Великую Октябрьскую.
Орешина ценили. О первой его книге
"Зарево" тепло отозвался Есенин. Популярные журналы представляли
Петру Васильевичу свои страницы. К концу двадцатых вышло четырехтомное собрание
сочинений. Казалось бы - живи да радуйся. Но он на многое уже смотрел иными
глазами. У него появились претензии к людям, стоявшим у власти. Никогда не
скрывавший своих убеждений, Орешин откровенно высказывался и в кругу
друзей-литераторов, и при посторонних.
Так, в феврале 1934-го он явился "в сильно
нетрезвом состоянии" на "товарищеский чай" в Дом советского
писателя, где "вызывающе повысив голос, стал ругать площадной бранью
советскую власть и товарища Сталина примерно так: "Советская власть не
дает жить порядочным людям, Сталин - сволочь, не может ценить порядочных
работников..." (здесь и далее цитирую сборник "Растерзанные
тени" - В.А.).
В это время Орешин завершает работу над одним из
самых горьких стихотворений. Прочитаем вместе восемь строчек, которые поэт
писал... одиннадцать лет.
Вы меня не таким загадали.
И напрасно связали с избой.
Ураганы железа и стали
Пронеслись над моей головой,
Будет врать о любви, и о боге,
И о многом и многом другом.
Не вернут нас ни кони, ни дроги
В старорусский родительский дом!
Подошел тридцать седьмой год. Чекисты уже не
добывали, а выбивали нужные им показания. Пытки не выдерживал почти никто. А
поэты ведь тоже люди, и боль, свою и чужую, чувствуют особенно обостренно. И они
"сознавались"...
Друг Орешина поэт Сергей Клычков на допросе 7
сентября 1937 года "выкладывает" своему визави: "Орешин по своим
убеждениям крайне контрреволюционен... Я неоднократно слышал от Орешина его
оголтелые угрозы и ругательства по адресу руководителей партии и советского
правительства. Он неоднократно заявлял: "Перебить нужно всех, перерезать,
перевешать, они порядочным людям жить не дают". Особую злобу Орешин питал
к Сталину... Со слов Кириллова мне известно, что в начале 1936 года Орешиным
был вовлечен в террористическую группу".
Разумеется, не об одном Петре Васильевиче
"поведал" в тот день (скорее, ночь) Клычков. Что интересовало
чекиста, то ему и выдавал. Например, процитированному рассказу о прегрешениях
нашего героя предшествовал конкретный вопрос: "Что вы можете показать об
антисоветской деятельности Орешина?". В октябре 37-го Клычкова
расстреляли. В конце того же месяца арестовали Орешина. Продержав пару недель,
его заставляют писать заявление на имя народного комиссара внутренних дел Ежова.
В нем уже, несомненно, сломленный поэт "честно и искренне" признается
"что вел борьбу с советской властью... проводил с писателями
контрреволюционную агитацию... ругательски высказывался о руководителях партии
и правительства, в частности по адресу Сталина". Оказывается, не по душе
поэту была линия партии в деле коллективизации. Он считал: коллективизация
"разорит деревню и приведет к нищете крестьянские массы".
Вскоре Орешина,
желающего "очиститься от контрреволюционной скверны до конца",
заставляют писать еще одно заявление тому же адресату. В нем себя и своих
друзей-литераторов, объединенных по воле следствия в группировку, он уже
именует не только контрреволюционерами, но и террористами.
Измученный физически и нравственно, понимая, что
его ждет, поэт все же порой пытается ограничить свои грехи в антисоветской
агитации. Так было, например, на допросе 25 декабря. Следователь, однако,
начеку. Он предъявляет показания Клычкова, с которыми читатель уже знаком:
"Перебить нужно всех, перерезать..." И не без иронии, видимо,
спрашивает:
- Будете ли вы после этого отрицать свою
террористическую деятельность?
- Я вынужден признать... В своих выступлениях на
наших сборищах говорили о необходимости организации решительной борьбы против
партии и советского правительства. О необходимости устранения существующего
руководства всеми мерами, вплоть до организации террористических покушений.
Ну, дальше, как обычно. Обвинение по двум пунктам
58-й статьи УК РСФСР. Закрытое судебное заседание военной коллегии. 15 минут на
рассмотрение дела. Приговор - ВМН.
Его расстреляли в день суда, 15 марта 1938 года.
Одновременно с другим поэтом - Василием Наседкиным.
Сколько их погубила Советская власть! Николай
Гумилев, Павел Васильев, Борис Корнилов, Николай Клюев...
Это только известные (да и не все). Только поэты.
Только расстрелянные.