Воронов Ю.С. Он
бывал на саратовской земле: К 165-летию со дня рождения Л.Н. Толстого // Саратовские
вести. Саратов, 1993. 7 сент.
К 165-летию со дня
рождения Л.Н. Толстого
Литературная
история земли саратовской — одна из богатейших в России. С ней связаны десятки
имен выдающихся отечественных писателей, в том числе и Льва Николаевича
Толстого
В молодости писатель бывал в
нашем городе, ходил пo волжской земле. Приезд Толстого в Саратов имел место во время его
путешествия из Казани на Кавказ. Предполагалось, что поездка будет совершаться
водным путем, нo в
середине мая 1851 гoда,
не дождавшись парохода, Толстой вместе со старшим братом Николаем отправился на
лошадях из имения родственников Паново (29 верст от Казани). Езда по тряским
дорогам не была легким делом. Рытвины, ухабы изматывали путников. В одном из
писем Толстой посетует, что путь от Казани до Саратова не оставил положительных
впечатлений.
Дошедшие до нас сведения о
саратовских Встречах Толстого очень скудны. Есть свидетельства самого Льва
Николаевича о том, что он с 20 апреля не вел записей в дневнике. Oн возобновил их лишь 20 мая, а это был уже
день отьезда из Саратова. Толстой отметил в дневнике, чтo он в состоянии восстановить в памяти за
этот период события каждого дня и перечисляет: Москва, Тула и т. д. О
пребывании в Казани и Саратове лаконичная запись выглядит так: «В Казани
Шуваловы, Зыбин, Загоскина, Оголкин, Юшковы. В Саратове. Майор. Немцы. Виды.
Шторм. Рыбаки немцы».
В очерке «История вчерашнего
дня» Л.Н. Толстой дал краткое описание того, как готовилось отплытие из
Саратова:
«Вздумал я из Саратова ехать
до Астрахани по Волге. Во-первых, думал я, лучше же, ежели время будет
благоприятной, проехать долше, но не трястись еще 700 верст; притом —
живописные берега Волги, мечтания, опасность: все это приятно и полезно может
подействовать; воображал я себя поэтом, припоминая людей и героев, которые мне
нравились, и ставил себя на их место, — одним словом, думал, как я всегда
думаю, когда затеваю что-нибудь новое: вот теперь только начинается настоящая
жизнь, а до сих пор это так, предисловьице, которым не стоило заниматься...
Хотя это смешно, но это заставила меня ехать по Волге в Астрахань».
В этом же очерке есть
описание некоторых деталей, связанных с отъездом из Саратова. Лев Николаевич, в
частности, пишет: «Пошел я к Московскому перевозу и стал похаживать около лодок
и дощаников. «Что, заняты эти лодки? Есть ли свободная?» — спросил я
совокупности бурлаков, которые стояли у берега. «А вашей милости чего
требуется?» — спросил у меня старик с длинной бородой, в сером зипуне и
поярчатой шляпе. «До Астрахани лодку» — «Что ж, можно-с!»
20 мая состоялось отплытие из
Саратова: «Взяли косовушку, уставили в нее тарантас и с помощью лоцмана и двух
гребцов поплыли, где парусом, где на веслах, где по течению реки».
Двухнедельное путешествие по
Поволжью оставит глубокий след в художественном сознании Толстого. 27 май 1851
года из Астрахани он отправит письмо родственнице Т.А. Ергольской (в Тулу), в
котором поделится своими впечатлениями:
«В Казани я провел неделю
очень приятно, путешествие в Саратов бы то неприятно; зато до Астрахани мы
плыли в маленькой лодке, — это было и поэтично и очаровательно; для меня вес
было ново и местность, и самый способ путешествия. До сих пор я очень доволен
путешествием, вижу многое, что возбуждает мысли, да и самая перемена места очень
приятна...»
Примерно год спустя
воспоминания о путешествии вызовут вновь положительные эмоции. В дневнике за 16
апреля 1852 года будет записано: «...я вспомнил об одном из лучших дней в моей
жизни: поездке из России на Кавказ. — Меня поразила ясность этих воспоминаний.
— Должно быть oт
того, что все это время я был в хорошем расположении — наблюдать».
Значительно позднее, уже в
годы старости, Толстой вновь вспомнит об этом увлекательном путешествии и
выскажут мысль, что о нем «можно было бы написать целую книгу».
Связь с
саратовской землей, ее людьми у Л.Н. Толстого проявлялась по-разному. Он знавал
многих ее видных выходцев — Н.Г. Чернышевского, А.Н. Пыпина, П.А. Столыпина и
других. Бывало, что из Саратовской губернии к яснополянскому мудрецу
заглядывали ходоки, чтобы поделиться с ним своими думами, сомнениями,
надеждами. В своем сочинении «Что такое искусство? 1897 — 1898» Толстой
рассказал о таком любопытном факте: «Когда вышли 50 лет после смерти Пушкина и
одновременно распространились в народе его дешевые сочинения и ему поставили в
Москве памятник, я получил больше десяти писем от разных крестьян с вопросами о
том почему так возвеличивают Пушкина? На днях еще заходил ко мне из Саратова
грамотный мещанин, очевидно сошедший с ума на этом вопросе и идущий в Москву
для того, чтобы обличать духовенство за то, что оно содействовало постановке
«монамента» господину Пушкину».
При жизни писателя в
Саратовскую губернию доходили не только его художественные произведения. Сюда
попадали и синие конверты, в которые была вложена противоправительственная
«Солдатская памятка» Толстого, выпущенная в Лондоне издательством «Свободное
слово» под редакцией В. Черткова. Проникновенное cлoвo писателя призывало крестьян уклоняться от солдатчины, не
становиться убийцами во имя чуждых им интересов. В местном архиве хранится
«Дело № 197... О распространении противоправительственных сочинений Л.Н.
Толстого».
Саратовцы могут гордиться
тем, что в числе первых критиков, по достоинству оценивших ранние сочинения
Толстого, был наш земляк — Н.Г. Чернышевский. Задолго до полного расцвета гения
Толстого он писал: «Граф Толстой обладает истинным талантом. Это значит, что
его произведения художественны, т.е. в каждом из них очень точно осуществляется
именно та идея, которую oн хотел осуществить в этом произведении... Мы предсказываем, что
все, данное доныне графом Толстым нашей литературе, только залоги того, что coвepшит он впоследствии: но как богаты и прекрасные эти
залоги». Слова Николая Гавриловича оказались пророческими. Заметим, что автору
«Детства» и «Отрочества», «Военных рассказов», на которые отозвался Н.Г.
Чернышевский, тогда, в 1856 году, было только 28 лет; столько же было и
критику.
Ю. ВОРОНОВ, доктор
филологических наук, профессор