Чернышевская Н

Чернышевская Н.М., Малинин Г.А. [Чернышевский Н.Г.] // Чернышевская Н.М., Малинин Г.А. Памятные места Н.Г. Чернышевского в Саратове. Саратов, 1953. С. 7-22.

<…>

Саратов занимает видное место в биографии Н.Г. Чернышевского. В городе доныне сохраняются многие памятные места, связанные с его именем.

В доме на бывшей Большой Сергиевской улице (ныне улица Чернышевского, дом № 142) Николай Гаврилович родился и провел свои молодые годы. Здесь юный Чернышевский под руководством своего отца, Гаврилы Ивановича, с семилетнего возраста начал обучаться письму, чтению, латинскому и греческому языкам. Уже в раннем детстве мальчик пристрастился к чтению. В библиотеке отца он познакомился с Пушкиным, Гоголем, французскими классиками, в журнале «Отечественные записки» — с замечательными произведениями Белинского и Герцена. Любимым поэтом юного Чернышевского был Лермонтов, из иностранных писателей — Диккенс с его рассказами из жизни детей.

Кроме книг и журналов, юноша читал газеты: «Московские ведомости» и «Саратовские губернские ведомости». Из местной газеты Чернышевский почерпнул много интересных сведений по истории родного края.

В этом доме Чернышевский не раз беседовал о жизни крестьян со своим отцом, много разъезжавшим по Саратовской губернии. О гнусных издевательствах помещиков над крепостными он слышал еще в детстве. С жадностью слушал мальчик рассказы старших о крестьянских вождях — Степане Разине, Федоте Богомолове, Емельяне Пугачеве, поднимавших бедный народ на борьбу за лучшую жизнь. Здесь, в этом доме, зимой 1846 г. Чернышевский готовился к поступлению в Петербургский университет.

По окончании университета Н.Г. Чернышевский в 1851 г. снова вернулся в Саратов, получив место преподавателя в саратовской гимназии. В родном доме он прожил два года. Во время уроков Н.Г. Чернышевский вел беседы с учениками и на политические темы, высказываясь против крепостничества и самодержавия. Автор воспоминаний о Чернышевском, Духовников, рассказывает, как директор гимназии Мейер жаловался на молодого преподавателя: «Он говорит ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство. В Камчатку упекут меня за него»[1].

В этом же доме Чернышевский вел «Дневник», записывая свои впечатления о жизни города, о людях, с которыми ему приходилось встречаться, о беседах с ними. В этих записках нашли яркое отражение революционные настроения Чернышевского. «Мой образ мыслей таков, — писал он, — что раньше или позже я непременно попадусь... И я не могу отказаться от этого образа мыслей, потому что он лежит в моем характере, ожесточенном 1 и недовольном ничем, что я вижу кругом себя»[2].

25 сентября 1920 г. В.И. Ленин подписал декрет Совета Народных Комиссаров, объявлявший этот дом «национальным достоянием республики» и положивший начало созданию Государственного дома-музея Н.Г. Чернышевского.

В Доме-музее хранятся личные вещи Чернышевского, мебель, собрание фотопортретов, книги из личной библиотеки. В мезонине дома, на втором этаже, где жил Николай Гаврилович в 1851 — 1853 гг., восстановлена подлинная обстановка рабочего кабинета.

Огромной популярностью пользуется Дом-музей у советских людей. Писатель А.С. Новиков-Прибой, посетив его 24 мая 1941 г., написал в книге отзывов: «Большую радость пережил я, осмотрев музей Чернышевского. На произведениях этого выдающегося человека я воспитывался, будучи еще матросом».

Как в детстве, так и в годы преподавания в гимназии Н.Г. Чернышевский часто бывал в доме своего дяди Николая Дмитриевича Пыпина, с сыновьями и дочерьми которого он поддерживал близкие отношения. Н.Д. и А.Г. Пыпины жили в каменном флигеле рядом с домом Чернышевских. «Дядя и тетка, — писал Чернышевский из ссылки 1 августа 1882 г. Ольге Сократовне, — жили вместе с моими отцом и матерью в продолжение большей части годов моего детства и отрочества. Потому, не только отец и мать, но и дядя и тетка были для меня теми старшими, жизнью которых формировался мой характер»[3].

Со своим двоюродным братом Александром Николаевичем Пыпиным, впоследствии известным профессором, историком литературы, человеком либерального направления, Н.Г. Чернышевский переписывался всю жизнь. «Содействовать славе не преходящей, а вечной своего отечества и благу человечества — что может быть выше и вожделеннее этого?»[4], — писал Чернышевский А.Н. Пыпину 30 августа 1846 г. из Петербурга, впервые покинув родной дом.

Это письмо является результатом тех впечатлений и настроений, которые молодой Чернышевский получил в Саратове.

В годы ссылки Н.Г. Чернышевского А.Н. Пыпин содержал его семью, а также приобрел дом Чернышевских, сохранив его для потомства.

Флигель Пыпиных сгорел во время пожара в 1866 г., и семья перебралась в двухэтажный каменный дом, ранее принадлежавший Голубевым — родителям матери Чернышевского. Н.Г. Чернышевский часто бывал в этом доме в детские и юношеские годы, а также во время преподавания в гимназии (1851 — 1853 гг.). Бывал он здесь и в 1889 г., в последние месяцы жизни. Дом Голубевых — Пыпиных сохранился до наших дней. Между ним и Домом-музеем стоит небольшой деревянный домик, в котором жила Ольга Сократовна в последний период сибирской ссылки Николая Гавриловича.

Через один" дом от Дома-музея находится старое двухэтажное здание. Здесь в свое время жила семья Вороновых (улица Чернышевского, дом № 136). Михаил Алексеевич Воронов был учеником Н.Г. Чернышевского в саратовской гимназии, а в годы пребывания Николая Гавриловича в Петербурге — его личным секретарем.

В 70-х годах в журнале «Отечественные записки» была напечатана повесть М.А. Воронова «Болото», в которой он изобразил саратовскую гимназию. В этой повести Н.Г. Чернышевский показан, как «новый учитель», резко выделявшийся из среды окружавших его педагогов-чиновников царской России. «Глубоко была потрясена им старая система воспитания…», — писал Воронов.

Родители М.А. Воронова были в дружеских отношениях с Чернышевскими и Пыпиными и часто встречались. Вероятно, и Н.Г. Чернышевский в молодости посещал этот дом.

На улицах и площадях города юный Чернышевский не раз бывал свидетелем диких сцен, характерных для крепостнической николаевской действительности. Так, на плацу — Плацпараде (ныне угол улиц Бахметьевской и Белоглинской) — он наблюдал ученье солдат, которое больше походило на истязание людей. На главной городской площади, у присутственных мест (в наше время на этом месте расположен стадион «Динамо»), Чернышевский еще мальчиком видел жестокую расправу над бедным людом, когда арестантов из мелких ремесленников и крестьян, привязанных к позорному столбу, избивали плетьми. Эти картины бесправия и угнетения простых людей вызывали в нем горячее сочувствие к обездоленным.

Н.Г. Чернышевский с детства любил Волгу, ее простор. «Окна дома, в котором жили мы, выходили на Волгу. Всё она и она перед глазами, — и не любуешься, а полюбишь», — писал он в «Автобиографии»[5].

Проводя много времени на берегу Волги, он наблюдал жизнь бурлаков, тянувших тяжелые баржи. Измученные, забитые, они вызывали сострадание и трогали за сердце. Эти картины глубоко запали в сознание юного Чернышевского, возбуждая в нем жгучий протест против рабской доли трудового народа и жажду борьбы за его освобождение. Именно здесь, на Волге, перед глазами будущего революционного демократа встало настоящее лицо русского народа. Здесь, на Волге, родилась у Н.Г. Чернышевского глубокая вера в могучую силу народных масс, не покидавшая его всю жизнь.

Любил Чернышевский бывать на Волге, когда приезжал в Саратов. Из окон его мезонина хорошо были видны Зеленый остров, гора Увек, противоположный зеленый берег с высившимся возле него лесом мачт — караваны судов, расцвеченные флагами, тянулись на Нижегородскую ярмарку.

«В первый раз после четырех лет увидел Волгу, — писал он. — Мое сердце ожило. Опять я был радостен и добр, любуясь на нее. Не оторвался б от нее»[6]. Впечатления, полученные в родном городе, послужили впоследствии богатым материалом для литературной работы Чернышевского. Во всех его крупных произведениях — «Что делать?», «Пролог», «Повести в повести, «Автобиографические отрывки», в мелких рассказах «Покража», «Не всякую пятку хватай», в повести «Тихий голос» («История одной девушки») и в его переписке с большим художественным мастерством использованы саратовские впечатления. Это свидетельствует о том, какую огромную роль сыграли они в формировании характера и мировоззрения Н.Г. Чернышевского.

В романе «Что делать?» Чернышевский вспоминает, как его, двенадцатилетнего мальчика, разбудил звук набата. Пожара он никогда не видел, очень испугался и убежал на берег. Там собрались такие же мальчики, как он сам, помогавшие таскать лубяные товары подальше от горящих домов. «...Принялся и я, — писал Чернышевский,— куда девался весь мой страх! Я работал очень усердно, пока сказали нам: «Довольно, опасность прошла». С той поры я уж и знал, что если страшно от сильного пожара, то надобно бежать туда и работать, и вовсе не будет страшно»[7].

В «Автобиографических отрывках» есть глава под названием «Корнилов дом». Дом этот на углу Большой Сергиевской и Московской улиц (ныне угол улиц Чернышевского и Ленинской, дом № 186) принадлежал известному в то время купцу Степану Корниловичу Корнилову. «...Из частных домов он был тогда самый большой в нашем городе, — писал Чернышевский, — в два этажа, 18 окон на нашу улицу и 7 окон на Московскую улицу. Угол дома был закруглен и поднят куполом, выкрашенным зеленою краскою...»[8].

Купец был сурового нрава, «привык кричать на домашних, не терпел противоречия никакой дикой своей выходке». Ему было 85 лет, а жене его еще больше, так что они помнили еще Пугачева.

Корнилов был богат, но из жадности жили они с женой бедно. Деньги, получаемые за аренду мельницы, жена его зарывала во дворе.

Маленькому Чернышевскому очень хотелось побывать в этом доме. Больше всего его занимало, как это в таком большом доме жило всего двое — купец Корнилов и его жена. Желание мальчика исполнилось. Восьмилетним ребенком он попал туда с приехавшим из деревни родственником.

В наше время нижний этаж этого дома занят под магазин «Гастроном».

Вместе с бабушкой Пелагеей Ивановной юный Чернышевский ездил в гости к родственникам Вязовским, которые жили на Армянской улице (ныне Волжская улица, дом № 7).

В эти же годы Н.Г. Чернышевский посещал книжную лавку купца Д.М. Вакурова на Московской (ныне Ленинской) улице. Свою лавку Вакуров открыл в 1830 г., начав с торговли книгами, скупаемыми у приезжих купцов. При лавке была специальная комната, служившая читальней. С этой лавкой держал постоянную связь и отец Чернышевского, библиотека которого считалась лучшей в городе. Дом Вакурова сохранился до наших дней (улица Ленина, дом № 11).

В 1842 — 1845 гг. Н.Г. Чернышевский учился в духовной семинарии, учебные классы которой помещались в духовном училище (ныне здание семилетней мужской школы № 25 им. Н.Г. Чернышевского на Музейной площади). На здании имеется мемориальная доска. Здесь Чернышевский изучал математику, словесность, латинский, греческий и татарский языки. Юноша обладал прекрасными способностями и учение давалось ему легко.

В духовной семинарии розги и карцер были основным методом воспитания. Часто после жестоких наказаний учеников относили на рогоже в больницу. Чернышевский глубоко переживал дикие сцены истязания семинаристов, свидетелем которых приходилось ему бывать.

Посещал он и общежитие семинарии (ныне Областной музей краеведения). Особенно часто навещал Чернышевский своего друга семинариста Мишу Левицкого, фамилию которого он впоследствии использовал в романе «Пролог».

Семинария с ее порядками и схоластическими методами преподавания внушала Чернышевскому отвращание. Он стремился вырваться из ее стен. В 1846 г. ему удалось поступить в Петербургский университет.

Уже будучи студентом и приезжая на летние каникулы домой, Н.Г. Чернышевский заходил в общежитие семинарии к своим знакомым. «...Со всеми братски здоровался и расспрашивал, рассказывал, а потом каждый день брал к себе человек по пяти, поил чаем и угощал, чем мог», — вспоминал его товарищ по семинарии А.И. Розанов[9].

Окончив Петербургский университет, Н.Г. Чернышевский в апреле 1851 г. вернулся в Саратов, получил место преподавателя мужской гимназии и прожил здесь два года.

В эти годы начинается общественно-политическая деятельность Николая Гавриловича.

В гимназии в то время царил казарменный режим, доносы, телесные наказания. Молодой учитель внес в обстановку реакционной официальной школы дух передовых демократических идей, перестроив по-новому занятия с учениками. «С его приездом, — вспоминает один из его учеников, М. Воронов, — началось веяние нового духа...»[10].

Вся система преподавания молодого педагога носила демократический, революционный характер. В беседах с учениками Н.Г. Чернышевский умел ярко обрисовать мрачные картины политического и экономического гнета царской России. Его пламенные речи призывали к борьбе за уничтожение произвола царского самодержавия.

«У меня такой образ мыслей, — писал Чернышевский в «Дневнике» 21 февраля 1853 г., — что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость... Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою, — я такие вещи говорю в классе»[11].

Молодого учителя начали преследовать за «вольнодумство», ему грозил неминуемый арест. Это обстоятельство, а главным образом стремление применить свои силы на более широкой арене общественной деятельности побудили Н.Г. Чернышевского в мае 1853 г. уехать в Петербург.

На здании бывшей гимназии (ныне здание Областной прокуратуры, улица Некрасова, дом № 17) установлена мемориальная доска.

Кроме официальных встреч на уроках в гимназии. Н.Г. Чернышевский встречался и беседовал с учениками у себя дома и во время прогулок. Излюбленным местом этих прогулок был большой сад Савушкина на Соколовой горе, против Беклемишева (ныне Зеленого) острова. Беседуя с учениками, молодой Чернышевский касался запретных тем: крепостного права, революционного движения на Западе. Он говорил им о необходимости борьбы за освобождение своего народа, за счастливое будущее своей родины.

Вся педагогическая деятельность Чернышевского была направлена на то, чтобы развить в молодом поколении чувство пламенного революционного патриотизма.

В 1853 г. Чернышевский часто бывал в доме № 36 по Крапивной улице (ныне улица Тараса Шевченко). В 1853 — 1858 гг. в этом доме проживал сосланный ранее в Саратов историк Н.И. Костомаров. «Я познакомился с Костомаровым вскоре после моего приезда в Саратов, — пишет Н.Г. Чернышевский, — как я уже говорил, — вероятно, в апреле (или, быть может, в мае) 1851 года»[12].

Здесь они играли в шахматы, много спорили и вели беседы об исторических работах Костомарова, который в это время интересовался движением Степана Разина и казацкими войнами при Богдане Хмельницком.

Почти два года спустя после этих встреч Чернышевский говорил будущей своей жене Ольге Сократовне: «...у нас будет скоро бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нем»...

«Вместе с Костомаровым?»

«Едва ли, — он слишком благороден, поэтичен; его испугает грязь, резня. Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня»[13].

Из этого разговора видно, что Чернышевского не связывала с Костомаровым идейная близость. Костомаров впоследствии с ужасом вспоминал о той революционной материалистической пропаганде, которую вел Чернышевский среди молодежи Саратова.

Неподалеку от Дома-музея, на углу улиц Чернышевского и Первомайской, стоит небольшой двухэтажный дом (№ 178). В середине XIX столетия он принадлежал помещице Залетаевой. В этом доме жила Анна Никаноровна Пасхалова со своими детьми. Городское общество отвернулось от этой смелой женщины, так как она совершила в его глазах преступление против семейных законов. «Преступление» Пасхаловой заключалось в том, что она официально развелась с мужем, страдавшим пристрастием к спиртным напиткам.

Анна Никаноровна была одаренной, высокообразованной женщиной. Вместе с Н.И. Костомаровым она издала сборник народных песен, собранных в Саратовской губернии.

Н.Г. Чернышевский бывал у А.Н. Пасхаловой. В его «Дневнике» можно встретить такие записи: «Вчера был вечером у Анны Никаноровны, которая меня приняла по-прежнему». Основной темой их бесед был злободневный для того времени вопрос — о положении женщины. Чернышевский горячо доказывал А.Н. Пасхаловой, что придут еще такие времена, когда положение женщин в корне изменится, когда женщина будет иметь одинаковые права с мужчиной. Точка зрения Чернышевского на равноправие женщин была ясной и определенной: «По моим понятиям женщина занимает недостойное место в семействе. Меня возмущает всякое неравенство. Женщина должна быть равной мужчине»[14].

В конце Волжской улицы, на том месте, где ныне находится большой пятиэтажный дом № 34, стоял небольшой дом, принадлежавший врачу Сократу Евгеньевичу Васильеву, отцу Ольги Сократовны, будущей жены Чернышевского.

В этом доме Чернышевский бывал несколько раз. Впервые он появился здесь в начале февраля 1853 г. Здесь, в этом доме, Николай Гаврилович говорил Ольге Сократовне о «скором бунте», в котором он непременно примет участие, о своей революционной пропаганде среди гимназистов, которая «пахнет каторгой». «И она выслушала, — записал Чернышевский в «Дневнике», — и поняла мои речи в их истинном смысле... Она поняла, что я не ломаюсь, что я говорю искренно...»[15].

Ольга Сократовна была девушка мужественная, умевшая спокойно смотреть в глаза опасности. «У нее именно такой характер, какой нужен для моего счастья и радости»[16], — писал Чернышевский.

29 апреля 1853 г. состоялась их свадьба. Ольга Сократовна оказалась достойной подругой революционера-мыслителя.

Во дворе этого дома бывал Н.Г. Чернышевский и в последние месяцы своей жизни. Его не раз видели там сидящим на скамейке в глубокой задумчивости.