Муратов С. Иван Слонов // Коммунист. Саратов, 1945. 22 сент.

 

ИВАН СЛОНОВ

 

Трудно говорить о друге над его раскрытой могилой. Трудно найти верные и простые слова о замечательном художнике и человеке, который только что ушел от нас, с которым недавно, почти вчера мы работали вместе и которого сегодня больше нет, и никогда уже не выйдет он на сцену, никогда больше не загремит театральный зал рукоплесканиями приветствуя его изумительный талант. Тридцать лет провел Иван Артемьевич Слонов в Саратове, сотни ролей сыграл он на саратовской сцене, тысячи раз видели его игру саратовцы, и все мы так сроднились с ним, так привыкли к нему, привыкли к тому, что он с нами, что как-то не верится словам о смерти. Слонов стал неотъемлемой частью нашего художественного бытия, частицей жизни каждого из нас, саратовцев, любящих искусство, — гордостью нашего города. Созданные Слоновым образы долгие годы еще будут в памяти каждого из нас, будут жить в наших сердцах теми благородными чувствами, которые он будил в нас силою искусства. А потом, когда наше поколение сойдет в свою очередь со сцены жизни, Слонов останется, как значительная страница в истории русского театра, в истерии художественной культуры нашего города.

Теперь когда смерть подвела итог пути Ивана Аптемъевича и когда пытаешься осмыслять этот путь, окинуть его одним взглядом, испытываешь чувства не только скорби об ушедшем художнике, но и благоговейного восхищения перед, ним; какая это была большая и яркая жизнь, какой это был большой и яркий человек, и какой это был хороший человек и великолепный актер!

Родился Иван Артемьевич почти шестьдесят три года тому назад; отец его, выходец из крестьян, был скромным железнодорожным служащим. Настойчиво стремясь к образованию и чувствуя необоримое стремление к искусству, Иван Артемьевич добился возможности учиться в Московком Строгановском училище. Здесь развились его художественные дарования. Позднее он любовно вспоминал уроки живописи в училище, и навсегда остался тонким ценителем изобразительного искусства. Тогда же, еще юношей, Иван Артемьевич приучил себя постоянно и систематически работать над своим самообразованием. Смолоду он очень много читал, — и до конца дней не расставался с книгой. Это был широко образованный человек. Он знал, и прекрасно знал, не только научную и мемуарную литературу по истории и теория театра, не только драматургию многих веков и народов, но и художественную литературу вообще, и исторические сочинения, и многое другое.

Обладая превосходной памятью, он свободно владел огромным количеством образов, материалов, фактов и идей, почерпнутых им из книг. Впоследствии, будучи уже знаменитым артистом, работая над театральными образами исторических деятелей, создавая роли Николая I, Александра I, генерала Брусилова и другие, он всегда обращался к книгам, — и он умел воспользоваться дарами книг, тщательно изучал эпоху, изображаемую в пьесе, внимательно собирал и обдумывал исторические материалы, относящиеся к тому человеку, облик и душу которого он хотел воссоздать на сцене. И в последний год своей жизни, совсем недавно, готовясь к исполнению роли Ивана Грозного, Иван Артемьевич опять принялся ворошить книги, принялся перечитывать старые и новые монографии о царе Иване и о его эпохе, и в процессе внимательного изучения истории перед творческим взором актера уже возникал мощный и суровый образ, и уже одевался плотью художественного воплощения. Это был последний художественный замысел Ивана Артемьевича, замысел, которому уже не суждено было осуществиться.

Получив общее и художественное образование в Строгановском училище, Иван Артемьевич поступил на драматическое отделение Московской филармонии, которое окончил в 1903 году. Началась его жизнь актера. Он вступал на сцену, обладая всеми данными для подлинного творческого успеха, и успех скоро пришел к нему. Он был молод, его богатый, сильный и гибкий голос звучал свежо и музыкально. Он хорошо пел и владел искусством танца. Но все это были лишь внешние данные. Гораздо важнее были его внутренние, духовные дарования, была его душа человека и артиста, горячая, страстная душа. Острый и яркий темперамент, глубокое чувство правды, великолепный такт и безошибочный вкус, а главное, серьезная тонкая мысль и могучее чувство — вот что позволило Слонову стать знаменитым художником сцены И над всем этим, пронизывая все его существо, в нем неугасно горел огонь любви к русскому искусству, к родной речи, к народу я отечеству, сыном которых он был. Он никогда не мог простить никому небрежного отношения к творческому труду, недоделки в работе, как он не мог простить безвкусия, фальши, холодности, безразличия на театральных подмостках.

В нем было сильное чувство ответственности перед народом, во имя которого он трудился и творил. Мы помним, как он закипал гневом, когда сталкивался с случаями несерьезности или безответственности в искусстве. Тогда его могучий голос, гремел в театральных коридорах, проникая до отдаленных мастерских, где шьются костюмы и изготовляется бутафория. И, раз уж я заговорил о гневе Ивага Артемьевича, не могу не сказать тут же, что был он отходчив и добродушен: скоро он прощал виноватому, и тогда начинались задушевные разговоры, и хорошо говорил тогда Иван Артемьевич об искусстве, и много интересного рассказывал он из своей жизни, богатой впечатлениями, встречами, эстетическими переживаниями.

Школой товарищества, примером внимания к нуждам каждого сочлена театральной семьи была, вся жизнь Ивана Артемьевича. Чуть кто-либо из его товарищей заболевал, или если кому-либо туго приходилось в жизни, Иван Артемович был тут как тут, хлопотал, добывал, помогал и делом, и добрым, бодрящим, ласковым словом и кстати подобранным рассказом какого-нибудь подходящего случая из своей жизни. Сам человек жизнерадостный, он умел всегда влить уверенность в лучший исход в душу унывающего, влить веру в свои силы в душу сомневающегося.

Иван Артемьевич был блюстителем и ревнителем прекрасных традиций русской сцены. Он вступил на нее в пору, когда жизнь и труд актера были нелегки, когда актеру приходилось биться в тисках частной антрепризы. Но в то же время это была пора деятельности ряда замечательных мастеров русского театрального искусства, пора творчества Давыдова, Савиной, Ермоловой, пора, когда Чехов и Горький реформировали русскую драматургию, а Станиславский и Немирович-Данченко создавали эстетику нового театрального реализма. В начале своего пути актер Иван Артемьевич играл вместе с Верой Фадоровной Комиссаржевской, и даже в последние годы жизни он любил вспоминать, как ему, еще совсем юному артисту, доверили роль Карандышева в «Бесприданнице» во время гастрольной поездки труппы Комиссаржевской в Варшаву. Эта роль досталась Слонову почти случайно из-за неожиданного отсутствия постоянного исполнителя ее. С волнением взялся юноша Слонов за эту труднейшую роль, — а ее было особенно трудно играть в одном спектакле с великой артисткой, коронной ролью которой была роль Ларисы, но могучий талант Ивана Артемьевича победил. Публика была в восторге, и роль Карандышева осталась за Слоновым надолго. Он играл ее потом в разных городах, в разных театрах, и еще год назад он вновь снискал огромный успех в этой роли у нас в Саратове, в театре имени К. Маркса. Он играл эту роль сотни лет и не прекращал работать над нею, углублять, уточнять, усовершенствовать этот образ. Такова была вообще его манера. Он не любил останавливаться на достигнутом. Он не любит повторять самого себя. Часто Иван Артемьевич рассказывал товарищам о том, как он работая над ролью Гамлета работал годами, десятилетиями. Он любил этот великий образ, созданный бессмертной мыслью гениального британца. Он играл Гамлета превосходно. Но год от года он передумывал и пересматривал свое исполнение, и, взыскательный художник, он сам считал, что лишь после десяти лет творческой работы над трагедией Шекспира, сыграл Гамлета уже много десятков раз, он добился удовлетворявших его результатов.

Исполнение роли Карандышева было началом выхода Ивана Артемьевича на широкую сценическую дорогу. С тех пор прошло более сорока лет. За этот долгий период Иван Артемьевич сыграл свыше шестисот ролей. Но в этой огромной массе сам он любил и ценил некоторые особо близкие ему образы, — по преимуществу образы больших, могучих людей, образы обаятельные, зовущие людей к свету, к прогрессу, к мысли, зовущие их вперед и вперед, к идеалу. Такова была душа замечательного артиста, патриота, гражданина.

После Октября, когда, освобожденный от антрепренеров, он смог развернуть во всю ширь свой талант, он слил свою работу артиста и режиссера с общественной деятельностью, такой же кипучей и страстной, как его творчество. К плеяде актеров, соединивших реализм, естественность школы Щепкина — Станиславского с могучим разливом трагической страсти школы Мочалова, принадлежал и наш Слонов. Недаром на долгие годы мы запомнили и до конца дней будем помнить его исполнение роли Гамлета, его пламенного Карла Моора, его чистого и возвышенного Фердинанда, его пламенного русского юношу Чацкого. А разве можно забыть созданный им уже в дни Отечественной войны образ генерала Брусилова, образ русского полководца-патриота! Вся сила патриотического подъема души самого Ивана Артемьевича, вся сила его страстной любви к родине, его гневного негодования против ею врагов, все, всколыхнувшееся с небывалой мощью в дни героической эпопеи битв против фашизма,—все воплотилось в этом образе. Поистине превосходна была правдивость этого образа, сдержанность и тонкость актерского рисунка, теплота исполнения. Брусилов Слонова — это русский военачальник, совмещающий в себе прекрасные традиции русской армии с передовыми взглядами на развитие военного искусства. Не показной, а искренний, горячий патриотизм движет этим человеком. Он весь охвачен одной мыслью, одним чувством преданности своему народу, которому он служит верой и правдой. А в последней картине пьесы Слонов понимался до высокого трагизма, и, когда, гневно бросая обвинение в предательстве царскому руководству армией, он весь трепетал верой в неисчерпаемую мощь русского солдата, зал сливался с ним в едином порыве одушевления. Да, такая игра вдохновляет массы советских людей на подвиги на фронте и в тылу!

Но не только трагедия была открыта таланту Слонова. Как тонок был его юмор, как остра была его ирония, как глубока была его сатира в комедии! Незабываем его Хлестаков, как и целая галерея созданных им образов в ролях Островского. Достаточно напомнить Слонова-Восьмибратова в «Лесе». Слонова-Мурзавецкого в «Волках и овцах». Слонов в комедии избегал внешних эффектов «для смеха», избегал нажимов и подчеркиваний. Но живой ток веселья струился в его игре, и он создавал образы, глубоко иронические и социально-правдивые. Наряду с комедией и трагедией не менее совершенного мастерства достигал Слонов в психологической драме. Вслед за Карандышевым он разработал целую серию задушевных образов, страдающих прекрасных русских людей; вспомним его Протасова в «Живом трупе», его Мышкина в «Идиоте», его Астрова в «Дяде Ване», его Вершинина в «Трех сестрах».

Сорок с лишним лет провел Иван Артемьевич на сцене. С 1903 года по 1915 он перебывал во многих городах,— в Петербурге и в Москве, в Иркутске и в Омске, в Казани и в Нижнем Новгороде, в Одессе и в Киеве. Повсюду его сопровождали любовь и восхищение зрителей, его сопровождала слава. В 1915 году он прибыл в Саратов и с тех пор стал саратовцем. Здесь он пережил расцвет своего таланта, здесь он развернул свою деятельность режиссера и педагога, здесь развернулась и его общественная деятельность. Здесь вокруг него сплотились тесным кругом его многочисленные ученики, его друзья, долголетние соратники по искусству, почитатели его таланта. И вот его нет больше с нами. Но всегда будет в памяти современников и друзей образ прекрасного русского артиста Ивана Слонова.

С. МУРАТОВ, заслуженный артист Республики