Шилов К.В.
[Боголюбов А.П.] // Шилов К.С. Борисов-Мусатов. М., 1985. С. 47-50.
<…>
В два часа пополудни 2 июля 1885 года саратовцы, среди которых были все гласные думы, по обращая внимания на приближающуюся грозовую тучу на горизонте, дружно толпились на берегу Волги: с конторки провожаемого ими в путь до Нижнего Новгорода парохода «Бенардаки» звучал оркестр, ярко пестрели флагами выстроившиеся в почетном карауле против парохода яхты саратовского яхт-клуба... Саратов желал доброго пути профессору Академии художеств Алексею Петровичу Боголюбову, маститому художнику-маринисту, внуку Радищева, почетному гражданину города. Вместе с Алексеем Петровичем отплывали его брат Николай и тетка Камилла Ивановна Радищева. Радищевских потомков провожали по первому рангу! Энтузиазм был всеобщим: третьего дня, 29 июня, произошло долгожданное и все же удивительное событие. В России появился первый общедоступный художественный музей, первый в русской провинции! И открыт он был в Саратове, считавшемся, по семейным преданиям, родиной первого дворянского писателя-революционера, многострадального автора «Путешествия из Петербурга в Москву». Музей со дня открытия именовался Радищевским. Находившееся столь долго под запретом «крамольное» имя впервые было громко обнародовано: возвысить «втоптанное в грязь имя... деда» и продолжить семейное дело просвещения народа — такова была цель основателя музея Боголюбова.
Годами
вынашивалась и крепла вдали от родины эта мечта патриота и собирателя
произведений искусства. Глава колонии русских художников во Франции, признанный
авторитет в европейских художественных кругах, член жюри всемирных выставок,
Алексей Петрович увлек своей идеей — создания «народного художественного музея»
на Волге — всех собиравшихся в его парижском доме на бульваре Батиньоль. Сами
понятия «Саратов» и «Радищевский музей» давно связывались воедино в разговорах
Поленова и Репина, Антокольского, Тургенева, Полины Виардо... Ходатайствовал и
даже писал официальную бумагу Тургенев. Репин утверждал в одном из писем:
«Поддержать и развить искусство может только одно: народные музеи... Пока их не
будет, не будет и настоящего искусства».
Однако
борьбу пришлось выдержать немалую: ожидание длилось семь лет, с 1877 года.
Обер-прокурор «святейшего синода» Победоносцев прямо писал Алексею Петровичу,
что все было бы куда проще, не будь у него этого самого «радищевского вопроса»
(Боголюбов поставил же вопрос о наименовании музея чуть ли не главным
условием). Но еще более дико, во всей нелепой своей закоснелости показали себя
саратовские толстосумы, заседавшие в городской думе. Предложение было и лестным
и заманчивым: помимо коллекции, оцененной в пятьдесят тысяч рублей, Боголюбов
завещал Саратову все свои капиталы в размере ста тысяч рублей, личное имущество
и оставшуюся часть собрания картин. Здание решено было строить на средства
города на Театральной площади, но тут-то разгорелись провинциальные страсти!
Пришлось местной газете выступить в фельетоне «Про белого бычка» против
позорных торгашеских притязаний: «...Упрятать Художественный музей в
какой-нибудь темный и вонючий переулок было бы преступлением. Образованные
нации, как известно, гордятся подобными зданиями и ставят их напоказ! У нас же
дошли до нелепого убеждения, что прекрасное здание обезобразит площадь и
скомпрометирует своим соседством засиженный галками Гостиный двор...» Торговцы
боялись даже одного соседства музея и магазинов! Боголюбов пригрозил из
Франции, что готов передать коллекцию другому волжскому городу. На экстренном
заседании думы были приняты все требования Боголюбова, которому тут же было
присвоено звание почетного жителя Саратова.
И
вот сбылось: после освящения здания, проект которого принадлежал петербургскому
архитектору академику И.В. Штрому, на акте торжественного открытия Радищевского
музея растроганный приемом Алексей Петрович словно забыл былые разочарования и
трудности.
...Музыка
продолжала играть и во все время прощального завтрака, данного Боголюбову по
подписке, на борту увозившего его парохода. В просторной общей зале первого
класса звучали напутственные веселые тосты. Один из них связан был с курьезным
случаем, имевшим место позавчера, когда огромная толпа в первый раз ринулась в
музейные двери. Полиция пыталась сдержать напор — в результате у одного из
полицейских была сломана шашка!
— А
вы знаете, господа, — когда смолк смех, задумчиво глядя перед собой, промолвил
Боголюбов, — знаете ли, что мне сказал Тургенев?.. — Он помолчал. — ...Иван
Сергеевич заметил, что по его убеждению, что ни говори, а все-таки Саратов был
и остается городом передовым... Хотя иные саратовцы и напомнили ему крыловскую
историю о петухе и жемчужном зерне... Но... кто старое помянет — тому глаз
вон!.. — На строгом, бородатом лице проступила улыбка. — Каюсь, господа,
сомнения одолевали... Однако же позвольте лучше напомнить прекрасные слова,
услышанные от вас на предыдущем праздничном обеде. О том, что, восприняв первый
по мысли и по времени провинциальный художественный музей, все мы, не исключая
меня, так близки к историческому факту, что не можем вообразить всех будущих
благих последствий его... Повторю еще раз: существование музея немыслимо без
открытия при нем школы!.. Дать образование талантливым людям из народа, научить
их ценить искусство и дать им средства к существованию!.. Такова, если вам
угодно, господа, нижайшая просьба моя и — завещание!.. И тогда... Пусть не
сразу, пусть и после нас с вами — верю, даст Саратов России новых больших
художников!..
«Ура!»
— донеслось до берега, было подхвачено провожавшими. Пароход медленно двинулся
в путь. И следом ярким и шумным эскортом двинулись заполненные публикой еще
один пароходик и яхты, трепещущие парусами на все нарастающем ветру. Боголюбова
провожали до Увека. Небо быстро темнело, предвещая бурю, и, когда провожавшие
уже отстали, но за сгустившейся нелепой еще проглядывал город — громыхнули
первые залпы грозы!.. Саратов салютовал «отцу Радищевского музея».<…>