Медведев А.П. Маяковский в Саратове // Молодой сталинец. Саратов, 1955. 13 апр.

Маяковский в Саратове

Всякий раз, когда я начинаю читать произведения Маяковского, мне невольно припоминается встреча с Владимиром Владимировичем и то впечатление, которое произвел он тогда на нас, студентов Саратовского университета.

Это было в конце января 1927 года в Саратове, где Маяковский остановился проездом. Встреча с ним происходила в Народном дворце (сейчас Дом офицеров Советской Армии). Большой зал был переполнен. Учащиеся, рабочая молодежь и интеллигенция — все с нетерпением ждали выхода Маяковского.

Следует сказать, что в ту пору, на десятом году существования советского государства, пережитки буржуазной идеологии и морали еще заметно чувствовались среди отсталой части молодежи. В интеллигентской среде нередко можно было наблюдать черты индивидуализма, «самости», «ячества», против которых яростно выступал поэт-трибун. Вместе с тем вновь складывающаяся советская идеология, глашатаем которой был Маяковский, вызывала в этих кругах скрытую вражду и пренебрежение. Поэтому понятен тот интерес, с которым ждали собравшиеся выступления поэта.

И вот он вышел. Маяковский поразил аудиторию и огромным ростом, и могучим голосом, и своеобразной манерой чтения. Выйдя на сцену, Маяковский снял пиджак и повесил его на спинку стула. По всем его движениям видно было, что он пришел работать.

Он прочитал ряд своих стихотворений: «Необычайное приключение», «Сергею Есенину». Особенно запомнились «Левый марш» и «Товарищу Нетте». Читал Владимир Владимирович очень просто и в то же время выразительно, как-то особенно вдумчиво. Он точно стрелял словами, метко попадая в сердца, в сознание своих слушателей, или, как говорил Горький, «пускал под череп ежа».

Чтение стихотворений перемежалось обращением поэта к сидящим в зале. Маяковскому нужно было обнаружить в этой пестрой аудитории не только своих единомышленников, но и своего врага—тупого, самодовольного мещанина, обывателя, ревнителя старины, жеманную чопорность. В дерзком, грубоватом тоне чувствовался вызов Маяковского аудитории, желание расшевелить ее, вызвать на откровенный разговор, чтобы в этой словесной перепалке определить своих друзей и врагов.

Одним словом, говоря военным языком, поэт производил «разведку боем». Делал он это с большим искусством. Видно было, что он как бы дразнил врага, желая заставить его обнаружить себя, заговорить. И враг зашипел, вышел из себя, противник был обнаружен, и началась открытая борьба. Маяковский вынудил «чистенькую» публику задавать «коварные вопросики» вроде: «кто лучше: Пушкин или Маяковский?», «почему вы так непонятно пишете?» и т. п.

В своих репликах и ответах поэт был быстр, как молния, поразительно находчив и, если требовалось, даже резок. Маяковский умело руководил аудиторией, легко перекрывал общий шум своим могучим басом. Под громкий одобрительный смех метко он разил своих противников остроумными репликами и не оставлял для сраженных ни капли сочувствия — таково было свойство его беспощадного юмора.

Духовная мощь этого удивительного человека чувствовалась всеми: и теми, кто был идейно близок Маяковскому, и теми, у кого он вызывал враждебное отношение. Маяковскому удалось расколоть аудиторию на два лагеря. В зале возникла невидимая, но хорошо ощутимая идеологическая баррикада. Все присутствующие неожиданно для себя оказались в атмосфере борьбы, и каждый в нее включался по-своему: смехом, репликами, замечаниями, криком.

Для нас, студенческой молодежи, «лучший, талантливейший поэт нашей советской эпохи» Маяковский стал тогда идейным вождем, образцом смелости, мужества и непримиримости в борьбе со старым и отжившим.

А.П. МЕДВЕДЕВ, кандидат филологических наук, доцент Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского