Федуленко С. В.В. Маяковский в Саратове // Коммунист. Саратов, 1940. 12 апр.

В.В. Маяковский в Саратове

Морозным утром 29 января 1927 года на улицах Саратова появились саженные красные афиши:

«Стихийное бедствие!!»

«Поп или монтер?»

«Можно ли рифму забыть в трамвае?»

«Поэты, зубные врачи и служители культа!»

«Есенинство и гитары!» СЛУШАЙТЕ:

«Разговор с фининспектором»

«Сергею Есенину»

«О том, как втирают очки».

«Теодор Нетте». и

Д-р-у-г-и-е.

В город приехал Маяковский. Огромные афиши извещали о его выступлении в Народном дворце...

Зрительный зал с массивными в два ряда колоннами, рассчитанный на 300 мест, впервые вместил полтысячи человек. Люди сидели по трое на двух стульях, заполнили проходы между рядами, стояли вдоль стены — плечо к плечу.

Ровно в восемь тридцать с правой стороны сцены появился Маяковский. Он вошел быстро, как входит человек в собственную квартиру. Шум в зале мгновенно стих.

Маяковский крупными шагами прошел через всю сцену к столику, положил на него записную книжку, на секунду прислушался. В зале стояла тишина. Выпрямившись во весь свой саженный рост, он сказал:

— Здравствуйте, товарищи трудящиеся!

Зал загрохотал рукоплесканиями. Маяковский стоял неподвижно. Из-под распахнутого серого пиджака виднелся шерстяной, в крупную клетку джемпер. На высокий лоб его спустилась густая прядь волос. Поэт поправил ее левой рукой и, выждав, когда наступит успокоение, сказал:

— Давайте учиться писать стихи. Многие у нас пишут, хотят писать и хотят знать, как это делать.

Час говорил Маяковский о поэзии и поэтах. Говорил короткими, чеканными фразами. В руках его не было ни блокнота, ни записки. Когда он цитировал отдельные строчки и целые строфы великих поэтов, голос его звучал торжественно, а при упоминании Пушкина как-то по-особому тепло. Голос негодовал, когда он говорил о рифмованном хламе. Не прерывая речи, Маяковский внял с себя пиджак, бросил его на стол, придвинулся на самый край сцены:

Довольно

сюсюкать под березками

с грезами, розами...

Из зала на сцену падал дождь записок; навстречу словам оратора летели изредка реплики любителей «изящной» поэзии. Маяковский не обращал на них внимания.

— Поэзию—в помощь своему классу! — гремел его голос. — Рабочему человечеству нужны стихи и песни, помогающие строить жизнь...

В зале зашумели:

— Ваши стихи!

— Стихи давайте! Парень в кожанке старался перекричать всех.

— Маяковский, Маяковский! «Левый марш». Давай левый!

Маяковский бегло просматривал за писки, а зал бушевал все сильнее и сильнее. Поэт поднял руку. Постепенно водворилась тишина.

— На все записки отвечать не буду, — сказал Маяковский. — Они однообразны. Есть вопросы, как я отношусь к Лермонтову, Пушкину, Некрасову и другим. Хорошо отношусь. Мое отношение к Есенину?.. Поймете из стихотворения, — А кто вас понимает? — крикнул кто-то.

— Все.

— А почему среди рабочих не выступаете? — вмешался второй.

— Кто вам сказал?

— Я говорю.

— Меня в Ростове недавно слушала тысяча человек рабочих.

— И все поняли?

— Нет, один не понял, но он оказался библиотекарем.

— Читайте стихи! Просим! — дружные возгласы заглушили одинокие реплики. Улыбаясь, поэт засунул бумажки в карман широких брюк:

— Внимание! Читаю стихи.

Он начал читать их, не дожидаясь полного успокоения:

«Я недаром вздрогнул,

Не загробный вздор.

В порт,

горящий,

как расплавленное лето,

разворачивался

и входил

товарищ «Теодор

Нетте».

Люди увидели и услышали другого Маяковского. Это был уже не остроумный оратор, а Маяковский — великий поэт. Какое бесконечное и неповторяемое количество оттенков и музыкальных вибраций было в его голосе! Каждое слово, каждый слог стиха он произносил как-то по-особенному, бережна и тепло. С первой строчки, произнесенной поэтом, все затихли, точно оцепенели.

Прочитав одно стихотворение, он сделал небольшую паузу и начал второе, потом третье, четвертое. Языком стихов он разговаривал с Пушкиным, с фининспектором, Есениным, обращался к нашему юношеству, говорил о быте, призывал к борьбе за великое будущее. Голос его звучал то торжественно и радостно, то гневно и презрительно...

Была уже глубокая ночь. Давно сошли со своих «постов» швейцары и контролеры. Они тоже втиснулись в переполненный зрительный зал. В фойе свободно заходили люди с улицы и, теснясь вокруг дверей, слушали, затаив дыхание:

Армия пролетариев,

встань стройна!

Да здравствует революция

радостная и скорая!

Это —

единственная

великая война

на всех,

какие знала история».

Маяковский умолк. И когда он сказал:

— Сегодня все!

—зал содрогнулся. Загрохотали аплодисменты. Народ аплодировал своему поэту.

С. ФЕДУЛЕНКО