Федотов В.С.
Т.Г. Шевченко (1814-1861) // Русские писатели в Саратовском Поволжье: [Сб.
очерков] / Под ред. Е.И. Покусаева. Саратов, 1964. С. 52-55.
Т.Г. ШЕВЧЕНКО (1814 — 1861)
Тарас
Шевченко был в Саратове в субботу 31 августа (ст. стиля) 1857 года.
Вечером
30 августа, возвращаясь пароходом из ссылки, Шевченко случайно узнал от
саратовской «пассажирки» Татьяны Павловны Соколовской, что организатор и
идеолог Кирилло-Мефодиевского братства профессор Киевского университета Николай
Иванович Костомаров, друг его юности, уехал за границу (разыскивать редкие
архивные материалы для исторической работы о донском казаке Стеньке Разине), а
мать историка, Татьяна Петровна Костомарова, бывшая крепостная, с которой
Шевченко был дружен еще с Киева, живет в Саратове, на Крапивной[1].
На
подходе к Саратову Тарасу Шевченко показали бугор «вольного сокола» Степана
Разина, «вождя волжской вольницы»[2].
Может быть, тогда поведали и песню разинцев «Ах, туманы вы, мои туманушки»,
впервые опубликованную Н.И Костомаровым в «Саратовских губернских ведомостях»,
а затем и в книге «Бунт Стеньки Разина».
По
словам лоцмана парохода «Князь Пожарский», как заносит Шевченко в «Дневник» 29
августа. «Разин не был разбойником; а он только на Волге брандвахту держал и
собирал пошлину с кораблей и раздавал ее неимущим; коммунист, выходит»[3].
Прибытие
в Саратов парохода «Князь Пожарский», на котором возвращался из ссылки
«несломленный кобзарь», точно неизвестно. Неизвестно также, когда сделаны
Шевченко два рисунка Саратова карандашом на сером фоне («Близ Саратова» и
«Саратов»)[4].
Может быть утром первого сентября 1857 года после встречи с матерью историка
Н.И. Костомарова. Об этой встрече Шевченко записал в «Дневнике» 31 августа:
«Едва пароход успел остановиться у саратовской набережной, как я уже был в городе
и, по указаниям обязательной м-ме Соколовской, я, как по-писаному, без помощи
дорогого извозчика, нашел квартиру Татьяны Петровны Костомаровой. Добрая
старушка, она узнала меня по голосу, но, взглянувши на меня, усумнилась в своей
догадке. Убедившись же, что это действительно я, а не кто иной, она привитала,
как родного сына, радостным поцелуем и искренними слезами.
Пароход
простоял в саратовской пристани до следующего утра, и я с полудня до часу
пополуночи провел у Татьяны Петровны. И, боже мой! — чего мы с ней ни
вспомнили, о чем мы с ней ни переговорили. Она мне показывала письма своего
Николаши из-за границы и лепестки фиалок, присланные ей сыном в одном из писем
из Стокгольма, от 30 мая. Это число напомнило нам роковое число 30 мая 1847
года, и мы как дети зарыдали. В первом часу ночи я расстался с счастливейшею и
благороднейшею матерью прекраснейшего сына»[5].
Известно,
что Шевченко, вспоминая в Саратове роковое 30 мая 1847 года (день ссылки),
подарил матери историка «глубоко прочувствованное, простое и дивно прекрасное,
— по словам биографа Шевченко А. Конисского, — стихотворение «Н. Костомарову»[6].
Об
этом же эпизоде вспоминает и Н.И. Костомаров в письме к М.И. Семевскому: «...я
узнал, что Шевченко, освобожденный из <Ново-> Петровского укрепления на
берегу Каспийского моря, где находился в военной службе, плыл на пароходе по
Волге, останавливался в Саратове, заезжал к моей матери, жившей тогда в этом
городе, и пробыл у нее несколько часов. Здесь он передал ей обращенное к моему
имени стихотворение, написанное им во время нахождения под следствием, по тому
случаю, что он неожиданно увидал из окна комнаты, в которой сидел арестованным,
мою мать, проходившую мимо. Вот это стихотворение, бесспорно, одно из лучших
между произведений поэта:
Н.
Костомарову
Златое
солнышко скрывалось
В
веселых облаках златых;
Гостей
закованных своих
Злосчастным
чаем угощала
И
часовых тюрьма сменяла,
Синемундирных
часовых.
Уже
к засовам каземата,
К
решетке на моем окне
Привык
я малость, было мне
Не
жаль пролившихся когда-то,
Вдаль
унесенных без возврата
Моих
кровавых, тяжких слез.
А
их немало пролилось
В
бесплодном поле. Хоть бы мята —
Ведь
ни травинки не взросло!
И
вспомнил я свое село...
Кого
я там, когда покинул?
Отец
и мать в могиле ныне...
И
сердце скорбью запеклось:
Меня
никто не пожалеет...
А
что же с матерью твоею,
Мой
брат, — как снятая с креста
Идет
она, земли чернее...
И
бога я благодарю,
За
то готов ему молиться,
Что
я ни с кем не разделю
Моих
оков, моей темницы...
(Перевод
Г. Владимирского)»[7]
А
утром первого сентября, после отъезда Шевченко, Татьяна Петровна Костомарова
спешила рассказать о своей радости Чернышевским.
«Имя
Т.Г. Шевченко, — пишет Н.М. Чернышевская, — свято чтилось и в саратовском доме
Чернышевских и Пыпиных. Недаром после посещения поэтом Татьяны Петровны
Костомаровой в 1857 году старинный рыдван старушки на другой же день въехал во
двор Чернышевских: она горела нетерпением поделиться с друзьями об этом важном
для них событии в ее жизни»[8].
Теперь
на двухэтажном домике по улице Тараса Шевченко, 36 (бывшей Крапивной), где жили
Костомаровы, памятная надпись: «Этот дом посетил Тарас Григорьевич Шевченко 31
августа 1857», а в доме стараниями живущей здесь семьи Романовых создан
памятный литературный уголок Т.Г. Шевченко[9].
[1] Шевченко Т. Собр. соч.: В 5 т. М., 1956. Т. 5. С. 115.
[2] Там же. С. 114.
[3] Там же. С. 115.
[4] Т.Г. Шевченко 1814 — 1939. Памятка читателю / Научная б-ка СГУ. Саратов, 1939.
[5] Шевченко Т. Дневник. М., 1954. С. 141 — 142.
[6] Конисский А. Жизнь украинского поэта Т.Г. Шевченко. Одесса, 1898. С. 258.
[7] Т.Г. Шевченко в воспоминаниях современников. М., 1962. С. 253.
[8] Чернышевская Н.М. Чернышевский в Саратове. Саратов, 1952. С. 145.
[9]
В
литературном уголке портрет Т.Г. Шевченко (репродукция «Автопортрета с
бородой», 1857, III) и альбом газетных вырезок о
Т.Г. Шевченко, начиная с августа 1957 г.
В саратовском
художественном музее им. А.Н. Радищева хранятся офорты Т.Г. Шевченко,
гравированные на меди крепкой водкой:
1. «Судня рада»
(«Сельский суд»). Офорт (из серии «Живописная Украина»), слева внизу подпись:
«1844.. Шевченко».
2. «Спящая
женщина с открытой грудью и папироской в руке». Офорт, внизу дата: «1860».
В Радищевском музее хранится с 1887 г. дар А. Пыпина: посмертная маска Т.Г. Шевченко, снятая скульптором Ф. Каменским.