Светаева М.Г. [О пребывании М.Г. Савиной в Саратове] // Светаева М.Г. Мария Гавриловна Савина. М.,1988. С. 36-37, 40-41.

<…>

Но по окончании зимнего сезона Медведев перевез труппу на лето в Саратов. Здесь Савина вновь вышла на первый план. И не только потому, что Стрепетова летом не играла. Но и потому, что в Саратове партер считался «справедливейшим судьей артистов», и занимала его публика, которой Савина сразу пришлась по душе. Здесь Савина «царила и в драме, и в комедии», вспоминал Давыдов, здесь она «как актриса окрепла и как-то выросла». За три месяца она исполнила около пятидесяти ролей и с каждым вечером играла все увереннее, все смелее.

Летний деревянный театрик Сервье находился в загородном увеселительном саду, где по вечерам играла полковая музыка и бойко работал ресторан. Лето стояло жаркое, пыльное, и уютный тенистый сад сделался излюбленным местом саратовцев.

После спектакля артисты собирались на веранде ресторана и в компании «избранной публики» засиживались до рассвета. Чем-то невероятно знакомым веет от этой жизни — то ли где-то читанным, то ли, как ни странно, виденным... Все объясняется очень просто — достаточно вспомнить «Таланты и поклонники». Такой же городской сад и тоже деревянный театр в саду, и ресторан по соседству, и так же собираются здесь артисты, и заходит кое-кто из публики — подпоить «трагика», поухаживать за артистками — точно такая же жизнь, те же интересы, та же атмосфера. Да и персонажи на диво схожи, только нет среди саратовского окружения молодой Савиной студента Мелузова — одни «поклонники», старательно приваживаемые мужем. Вот некто Александр Петрович — богатый, известный всему городу помещик-хлебосол, в меру деловой, в меру скучающий — ну, чем не Великатов? Как естественно вписался бы он в круг действующих лиц комедии! Да и эпизод, связанный с ним, словно вышел прямо из-под пера Александра Николаевича Островского: вечер, канун большого праздника и потому спектакля нет, на веранде отдыхают артисты, Является компания гуляющих и требует, чтобы для них устроили спектакль, предлагая за это 500 рублей. В театре зажигают огни, актеры гримируются и под видом репетиции играют перед десятком зрителей гремевшую в то время по всей Волге оперетку «Чайный цветок». После представления для артистов накрывают богатый ужин.

Эту историю вспомнила и пересказала Савина. Она была в тот вечер нездорова, переутомлена, да и сама идея играть по заказу богатых зрителей показалась ей унизительной. Но муж настоял, ему-то эта затея пришлась вполне по вкусу. Инициатор спектакля — все тот же Александр Петрович — впоследствии оказался «чрезвычайно симпатичным» человеком, который развлекал Савиных обедами, загородными прогулками, пикниками и, конечно, подобно Великатову, ухаживал за Негиной (то бишь Савиной). Впрочем, об этом Савина из скромности умолчала, только намекнула между строк...

<…>

Оставаться в городе, где муж выгнан из театра, и продолжать служить в обстановке враждебной и нервозной, было немыслимо. Воспользовавшись приглашением саратовского антрепренера, супруги Савины в канун нового, 1873 года выехали из Орла — опять в Саратов.

Семейная жизнь в Саратове лучше не стала — здесь самодовольная спесь и раздражительность Савина целиком обратились на жену. В саратовском театре, как и в орловском, он был никому не нужен. Вскоре ему предложили неустойку, и он уехал в Симбирск.

Савина почувствовала себя наконец-то свободной: она «не верила своему счастью», тотчас «наняла себе маленькую, уютную квартирку, взяла мебель напрокат, наставила много цветов и зажила припеваючи». К ней вернулась былая энергичность, привычка самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Она обрела душевное равновесие. Ее состояние походило на спокойную, уверенную собранность перед жизненным рывком.

В театре шла обычная, будничная борьба. Местная премьерша Глебова тягаться с Савиной не могла и уехала, не дослужив сезон.

Рецензии «Саратовского справочного листка» любопытны разнообразием мнений и противоречивостью голосов, вступающих в спор о новой актрисе. Одни, сравнивая ее со знаменитой Федотовой, утверждают, что «по правдивости Савина стоит выше», ибо «в ней нет федотовской плаксивости». Другие же (например, ее будущий партнер по Александрийской сцене М. Петипа, тоже служивший тогда в Саратове) находят невыгодным для актрисы сопоставление даже с Глебовой: «не отрицая нисколько в г-же Савиной задатков, таланта в ней мы не видим».

И все же со страниц газеты актрисе говорят о серьезности ее призвания: «Бог дал ей большое дарование, но пусть она не разменивается, не расходует его на одни безделушки, так хорошо ею создаваемые».

Присяжному рецензенту вторит неизвестная, но, видимо, проницательная дама, которая считает, что Савиной надлежит расширить репертуарный диапазон: «Ее роль — роль драматическая, роль угнетенной, несчастной жертвы и т. п. Обладая большой наблюдательной способностью, г-жа Савина необыкновенно верно передает своим голосом, манерою, выражением своего лица — страдания физические и душевные».

Тревогой за будущее актрисы звучат грустные предостерегающие слова: «Провинциальная сцена есть действительно школа, но ведь в то же самое время она есть и могила для многих сценических талантов». Ибо «развитие таланта возможно только там, где положение актера и материально, и интеллектуально, и нравственно обеспечено».

Ей советуют со всей определенностью: «Мы от души желаем г-же Савиной оставить провинциальную сцену».

Может, и впрямь — пора?

Но ведь советы «оставить провинциальную сцену» дают только тем, кого провинция полюбила, перед кем провинция преклоняется. Эта любовь досталась Савиной дорогой ценой. Стоит ли отказываться от всего, что достигнуто, во имя призрачной надежды на петербургские триумфы?

Старая альтернатива: саратовская синица в руках или журавль в петербургском небе?

«Синица, синица! — внушала себе Савина.— Синица!» <…>