Петросов К.Г. Соломенная плаха поэта: (О "крестьянской купнице" и судьбе Петра Орешина) // Филологические науки. М., 1992. № 4. С. 3-5.

К. Г. Петросов

СОЛОМЕННАЯ ПЛАХА ПОЭТА

(О «крестьянской купнице» и судьбе Петра Орешина)

Судьба новокрестьянских поэтов сложилась трагично. Из пяти наиболее ярких лириков двое — А.В. Ширяевец (1887 — 1924) и С.А. Есенин (1895 — 1925) ушли из жизни рано, еще в середине 20-х годов. Трое других — Н.А. Клюев (1884 — 1937), С.А. Клычков (1889 — 1937) и П.В. Орешин (1887 — 1938) были репрессированы и физически уничтожены в 1937 — 1938 годах. Это то, что сегодня лежит на поверхности и не требует комментария.

Но драматизм и трагизм судеб новокрестьянских поэтов связан и с общественно-литературными условиями, в которых им приходилось творить, с тем все возраставшим с годами давлением, которое они испытывали. Выражалось оно по-разному. Так, в конце 10-х — начале 20-х годов идеологическая установка обнаружилась, например, в стремлении таких критиков, как А. Луначарский, Н. Ангарский, Б. Гусман и др., отделить Петра Орешина от Клюева и Есенина, открыв в его сборнике «Дулейка» (1919) «самый настоящий, самый искренний взлет» революционного порыва (А. Луначарский)[1], «солнечную радость, которую скуют на земле крепкие рабоче-крестьянские руки»[2]. С этим перекликалось утверждение литературоведа В.В. Сиповского, писавшего, что «только у одного Орешина красочно выразился пафос революции. Он — поэт деревенского горя»[3]. Или, как заметил В. Львов-Рогачевский, «из новокрестьянских поэтов Петр Орешин самый революционный»[4].

Все эти суждения возникли, конечно, не случайно. Критика марксистской ориентации подметила реальные особенности лирики Орешина тех лет, отличавшие ее в известной мере от стихов других новокрестьянских поэтов. Однако черты, роднившие лирику Орешина с творчеством других поэтов «купницы», вызывали у этих критиков значительно меньший интерес.

Но в первые же пореволюционные годы прозвучали голоса и тех, кто решительно, грубо ополчился на всех новокрестьянских поэтов. Вульгаризаторы и догматики утверждали, что духом мистицизма «полны» все выпускаемые крестьянскими поэтами сборники[5]. С годами обвинения в религиозности не ослабевали[6]. Они стали сочетаться с резкими атаками «напостовцев», называвших Клюева, Есенина, Орешина идеологами кулачества, выразителями враждебных пролетариату настроений (О. Веский, Н. Трифонов и др.)[7].

Своеобразие судьбы Петра Васильевича Орешина видится сегодня в том, что он уже в двадцатые и особенно в тридцатые годы все дальше отходил от позиций, которые роднили его прежде с Клюевым, Клычковым и рано ушедшим из жизни Есениным. Но отход этот давался Орешину нелегко, происходил в трудной внутренней борьбе с самим собой. И если с двадцатых годов и до наших дней особое место Орешина оценивалось советской критикой в социальном плане как передовое и ему отдавалось явное предпочтение при сравнении с творчеством былых соратников, то сегодня появилась возможность взглянуть на путь поэта по-иному, открыть драматизм судьбы Орешина с неожиданной стороны. Но для этого необходимо пусть предельно сжато обратиться к истокам, вспомнить и оценить основные вехи его творческого пути.

***

Первые жизненные и творческие шаги П. Орешина достаточно подробно прослежены в целом ряде работ разных лет[8]. Напомним, что будучи уроженцем Саратова, Петр Орешин в отроческие годы часто убегал от отца в село Галахово и подолгу жил в избе деда и бабушки. Влияние деда с его сказочно-молитвенным отношением к пашням, крестьянскому труду («двух-жильной сохе»), с его апокрифическими образами, христианской верой в значение смирения и добра отчетливо сказалось на формировании нравственного мира будущего поэта, а затем достаточно отчетливо прозвучало в его стихах 10-х и отчасти начала 20-х годов. В работах об Орешине справедливо, но бегло и общо упоминается о том, что публиковаться он начал в газетах «Саратовский листок» и «Саратовский вестник». Ознакомление со всеми публикациями начинающего поэта в этих изданиях дает нам возможность конкретнее охарактеризовать основной пафос и темы самых ранних стихотворений Орешина. Первое из них, «На гумне», появилось в газете «Саратовский листок» от 11 августа 1911 г. Оно посвящено изображению крестьянского труда в страдную пору. Систематически поэт начинает печататься о 1913 г. на страницах газеты «Саратовский вестник».

В лирике Орешина возникает образ деревенской девушки, размышляющей о выборе жизненного пути, чувствующей притягательность и растлевающую силу города: «Ах, зачем проклятый город/Полюбила я душой?/На мосточке острый холод — /Так и хочется домой» (Стихотворение «Думка» // Саратовский вестник. 1913. 10 фев. (№ 34)). Родственный мотив еще отчетливее звучит в другом стихотворении: «Светит город ресторанами,/Фонари бросают свет./Франт мигнул глазами пьяными/И сказал мне: «Да, иль нет?» («Утешение». Там же). Реалистическое изображение летнего и зимнего села с его деревенскими калитками, завьюженными «избами-невидимками» в покрывале кружевном («Рассвет» и др.), овеяно живым поэтическим чувством. Стихотворение «Весеннее» (Саратовский вестник. 1913. 10 марта (№ 57)) интересно тем, что Орешин впервые прибегает к нетрадиционным размерам и строфике, чтобы передать ощущение радости бытия. Стихи Орешина, печатавшиеся в «Саратовском вестнике», были несовершенны по стилю, но выгодно отличались свежестью интонаций и народным взглядом на жизнь от претенциозных лирических миниатюр и примелькавшихся стихотворных фельетонов, появлявшихся в той же газете.

Важную роль в дальнейшей судьбе Петра Орешина, как и других новокрестьянских поэтов, сыграл Р.В. Иванов-Разумник (1878 — 1946), о чем у нас до последнего времени упоминается редко и невнятно. Именно этот критик не только стал настойчиво пропагандировать творчество новокрестьянских поэтов, но и первым указал на их качественное отличие от предшественников (А.В. Кольцова, суриковцев и др.). Еще в начале 10-х годов Иванов-Разумник публикует на страницах журнала «Заветы», критическим отделом которого он руководил, стихи Н. Клюева и некоторых других новокрестьянских поэтов. Критик заметил и поддержал переехавшего из Саратова в Петербург Орешина.