Межевая М

Межевая М.Н. И.И. Лажечников (1792-1869) // Русские писатели в Саратовском Поволжье: [Сб. очерков] / Под ред. Е.И. Покусаева. Саратов, 1964 С. 34-37.

И.И. ЛАЖЕЧНИКОВ (1792 — 1869)

В 1869 году отмечалось пятидесятилетие общественной деятельности И.И. Лажечникова — автора «Ледяного дома» и «Последнего Новика», которые А.С. Пушкин назвал «прекрасными романами». В те дни «Саратовский справочный листок» писал: «Все знавшие Лажечникова чтут в нем, кроме заслуг литературных, человека в лучшем смысле этого слова. Вот почему празднество юбилея маститого старца должно быть празднеством лучшего гражданина, а не писателя только...»[1].

Саратовцы могли с полным правом говорить о писателе как о прекрасном, отзывчивом, демократически настроенном человеке.

...Он приехал в Саратов в начале зимы 1821 года. В губернском городе на нового инспектора учебных заведений тогда мало кто обратил внимание.

Впоследствии Лажечников с юмором вспоминал: «Обыкновенно, как въезжает в заставу вновь определенная власть... чиновник особых поручений из Петербурга, не говорю уже о губернаторе — даже за несколько станций от города... чутьем слышат персону»[2]. Новый инспектор не был «персоной» в провинции, а это «шибко роняет человека!». И вот уже подвыпивший станционный смотритель попробовал над ним свою власть. «Съежившись, с подобострастием принял он от меня подорожную, но лишь только блуждающими глазами поймал в ней слово «училищ», как вырос целою головою... учитель! не давать ему лошадей!»[3].

Лажечников ехал в Саратов, чтобы проинспектировать местную гимназию. Ревизия была ответственной. Саратовского директора училищ уже уволили за слабое управление гимназией, в гимназии же добровольные осведомители усмотрели «опасное для государства проявление антирелигиозного духа в юношестве и наставниках»[4]. Теперь судьба многих была связана с решающим словом инспектора. А инспектору Лажечникову вспоминалось детство, те страшные месяцы, которые по наговору его отец отсидел «за богохульство» в Петропавловской крепости. Поэтому с особым удовольствием он рапортовал о «шалости нескольких мальчишек», которую никак нельзя представить опасной для государства, и всячески восхвалял саратовскую гимназию: «Нравственное настроение учителей безукоризненное..., учебная часть в саратовской гимназии в лучшем положении»[5]. Тем и закончилось, как писал потом Лажечников, «следственное дело» в гимназии.

Но ретивый попечитель учебного округа М.Л. Магницкий, напуганный возможной «крамолой», все-таки предложил Лажечникову проинспектировать еще и уездные училища. «Помнится, уездных училищ в Саратовской губернии было только три»[6]. Начинающему писателю — год назад, в 1820 году, Лажечников выпустил первую свою книгу «Походные записки русского офицера» — пришлось подробней познакомиться с губернией. «Какой благословенный край эта Саратовская губерния!» — вспоминал он позднее[7]. Первая поездка — в Царицын, входивший тогда в состав губернии. По дороге, совсем уж не со служебными целями, заехал Лажечников в Сарепту — прославленную немецкую колонию, основанную на общинных началах. Он «полюбовался» оригинальным устройством общества, но больше всего поразил его не устав общества, в котором он увидел отклонения от первоначального равенства всех членов, а контраст между «гражданским развитием немецких колоний» и крепостной деревней. «Что же видел я в наших русских деревнях? Курные избы, в них — свиньи и бараны сбивают вас с ног, нечистота, грязь»[8]. Эту разницу заметил не один Лажечников. Но официальная Россия считала ее следствием нерадивости и пьянства русского мужика, а бывший участник Отечественной войны, автор «Походных записок русского офицера», объяснил все по-другому: корень всех зол в подневольном положении народа. «Надо и то сказать: в одних жили люди свободные, собственники, огражденные разными привилегиями и самоуправлением, а в других — люди, отупевшие под разным гнетом»[9].

Эти слова не случайно появились из-под пера Лажечникова. Страстно, взволнованно умел защитить писатель свое убеждение: «Не вина этой (крестьянской — М.М.) натуры, если она окружена была враждующими с ней обстоятельствами, от которых осталась в загрубелом состоянии. Зачем же клеветать на нее? Почва не дурна, только она была долго в залежи... Расчистите ее, дайте свободным струям воздуха обдуть ее, лучу света проникнуть в ее пласты, бросьте «а нее добрые семена, и вы увидите, какою благодарною жатвою она покроется»[10].

Весной инспектор Лажечников отправился в Вольск. «Я посетил Вольск в самый разлив небольших рек. В это время езда туда и по почтовому тракту становится чрезвычайно трудна, местами и опасна. Воды стремительно прибывают, так что дороги заливаются в несколько часов, мосты поднимает и надо делать объезды далеко кругом, часто по всяким черноземным пашням»[11].

«Вольск, — записал Лажечников, — маленький городок, декорационно созданный золотым жезлом откупщика Злобина»[12]. История города, имя В.А. Злобина, «именитого Вольского гражданина», которому приписывали роль местного бескорыстного благодетеля[13], заинтересовали приезжего инспектора. Он заглянул немного повнимательней в жизнь уездного городка и открыл не только лицевую, но и обратную сторону благодеяний Злобина: «Этот волшебник на скорую руку выстроил на берегу Волги, только для виду, множество каменных высоких домов, которые и принимались в залоги по винным откупам и которые... по миновании в них надобности для этой операции... представляли одни необитаемые стены»[14].

Впервые близко здесь Лажечников увидел быт раскольников, показавшихся ему очень значительными в жизни губернии — за что он и всю губернию назвал «гнездом раскольников»[15].

В Саратове и губернии И.И. Лажечников провел больше года.