В. С.‑Кин [Стечкин В.Н.] У М.Л. Кропивницкого: (Интервью) // Саратовский вестник. Саратов, 1910. 18 февр. С. 4-5.

У М.Л. Кропивницкого

(Интервью)

Марк Лукич Кропивницкий, с которым пишущему эти строки удалось познакомиться и побеседовать о задачах и судьбах украинского театра, старик (ему 69 лет), но полный еще энергии и живого интереса к жизни вообще, и к жизни дорогого ему детища, украинского театра ‑ в особенности, а это заставляет забыть о его возрасте. Особенно оживляется Марк Лукич, когда вспоминает роль украинского театра в дни гонений на него, когда кучке энергичных людей, несмотря на особо неблагоприятные условия, удалось положить начало национальному украинскому театру и отразить в нем душу народную…

‑ Теперь не то, не та песня! грустно сказал Марк Лукич ‑ на одних старых пьесах теперь далеко не уедешь, а новых, отражающих современную жизнь народа, почти совсем нет. Есть переводы на украинский язык преимущественно польских авторов; есть оригинальные веселенькие пьесы со «спивами» и танцами, где народ представлен принаряженным, разрумяненным, веселящимся,‑ но это не народ.

Тот, кто живет в деревне, близко соприкасается с теперешними хлеборобами, тот знает, что теперь ему не до веселых песен и танцев. Мрачна душа теперешнего хлебороба, ох как мрачна. И пьет он без просыпу, продавая шинкаркам последнюю свитку; хлебороб пережил и переживает теперь многое, что не переживал прежде, и его по-прежнему мало знают. И всего меньше его знают, к сожалению (за немногим исключением) украинские актеры и драматурги, которые и деревни-то настоящей в глаза не видали.

Разве можно играть деревенскую дивчину в дорогих французских ботинках, одетую в шелка и разрумяненную бриллиантами, с манерами кафе-шантанной дивы? Этот дурной прием, ‑ не тем будь помянута! ‑ первая ввела в обиход Заньковецкая, которая играла деревенских дивчин в бриллиантах и в ботинках на высоких французских каблучках. Но у нее это искупалось ее талантом, а у теперешних актрис только каблучки и остались.

А так называемые драматурги… Пишут и много пишут, но что это за писания!

Заехал я как-то в один уездный городок харьковской губернии, зашел побриться в парикмахерскую. Оказалось, что мой брадобрей ‑ драматург, написал шесть украинских драм, и поссорился, благодаря этому, со своим братом, тоже бывшим парикмахером, тоже теперь ставшим не только драматургом, но и антрепренером украинской труппы и написавшим только три драмы.

‑ ”За то, что я написал шесть драм, а он только три, он на меня обиделся и рассорился со мной! ‑ жаловался Кропивницкому парикмахер, намыливая щеку. ‑ Да пусть! Я вот скоро брошу мастерство и собью труппу, тогда утру нос своему брату! Он, ведь, только три написал драмы, а я шесть. Значит, я талантливее!”…

И таких “драматургов”, таких деятелей театра развелось много.

‑ Я вот теперь пишу комедию на эту тему, ‑ заключил свой рассказ старый “батько” и в его усмешке чувствовалась какая-то горечь.

Гине украинский театр, ‑ заметил он, и замолчал…

Да, ‑ много развилось украинских трупп, но хороших мало. Вот труппа Садовского, что играет теперь в Киеве, напоминает старый нащ театр. И актриса там на роли Заньковецкой есть хорошая ‑ Линицкая… Есть еще две-три труппы удовлетворительные, но и только.

Да и трудно теперь писать. Напишешь и лежит пьеса в ожидании лучших времен, а писать, конечноЮ есть о чем. И когда станет полегче, украинский театр возродится. Вот лежат у меня в ожидании лучших времен две пьесы “Скрутна доба” (“На скорую руку”) и “Разгордияш” (“Ералаш”). Может быть и дождутся когда-нибудь света, а теперь нехай полежат!

Саратов произвел на Марка Лукича неблагоприятное впечатление:

”Просвещенный, казали город, а вечером темно, як в закути”…

Очень заинтересовался он слободой Покровской, где живут “землячки”

‑ Требы буде поiхаты в цю слободу подывыться…

В Саратове Марк Лукич думает пробыть до 26-го февраля, а в первых числах марта собирается в Киев, где его пригласили участвовать в спектакле в пользу украинского общества “Просвiта”.

В. С.‑Кин.