Бабочкин Б.А. Годы, оставшиеся в памяти // Известия. М., 1963. 8 нояб.

Б. БАБОЧКИН, народный артист СССР

ГОДЫ, ОСТАВШИЕСЯ В ПАМЯТИ

В жизни каждого человека бывают дни, когда нахлынут на него воспоминания и он задумывается о том, что было, какой все это имело смысл, какое имело значение в его жизни, в его судьбе, я жизни и судьбе его народа. Не бывает в нашей жизни более значительного дня, чем великий Октябрьский праздник — веха, которую мы проходим, оглядываясь назад взвешивая и оценивая пройденное, но уже пытаясь рассмотреть и будущее. Но думая о трудностях следующего этапа, мы не пугаемся, ибо пройденное вселяет и нас уверенность в будущем.

Первые послереволюционные годы врезались в мою память четко и навсегда. События были потрясающими, сказочными, необыкновенными и вместе с тем такими простыми, такими повседневными. Они подступали к моей жизни, к моему сердцу так близко, что впечатления первых лет Октябрьской революции оказались более яркими и рельефными, чем те, которые я пережил вчера, третьего дня, пять лет назад. Я начинал свою сознательную жизнь вместе с Октябрем. Может быть, этим и нужно объяснить силу впечатления и крепость воспоминаний.

Когда я хочу вызвать в памяти образ первых революционных лет, то я вспоминаю картины жизни, связанные с тем, что мы называем культурной революцией. Эти картины переполнены солнечным светом, они величественны, трогательны,— а порой и юмористичны. Все величие и трогательность тех лет и тех событий заключаются в страстном стремлении народа к светлой, культурной, интересной жизни.

В таком сравнительно небольшом городе, как Саратов, в 1918 - 1919 гг. одновременно работали оперный и четыре драматических театра, не считая многочисленных клубов, маленьких театриков и концертных залов (чаще всего в зданиях школы по вечерам), и, кроме того, две театральные студии, куда было подано больше тысячи заявлений.

Городские типографии изнемогали от напряжения. Нужно было выпускать не только громадное количество продовольственных карточек, но и страшное число театральных билетов, афиш, программ.

Кроме известных и знаменитых тогда плакатов вроде: «Вошь — враг трудящихся» или «Почему ты не на фронте?», нужно было еще печатать огромными тиражами на желтой оберточной бумаге сборники стихов местных поэтов. Не помню, кто был автором стихов, которые я тогда декламировал в каком-то красноармейском или рабочем клубе, но в них были и торжественный пафос, и искреннее чувство:

Вы.

чьи развернутые плечи

пространств

разжатый

Протуберанц!

Эй!

Поджигатели!

Предтечи!

Вкрутитесь

в вихрь

Космических танц!

Зал выслушивал эти стихи уважительно, внимательно и недоуменно. Зато после этих торжественных фанфар звучали скромные и не слишком поэтические строки другого, забытого теперь поэта:

Дорогие товарищи,

Ивановы и Сидоровы.

Пришедшие к власти

Из рабочих кварталов.

Куете радость

Рабочего мира вы.

Вы зажигаете пламя

Мировых пожаров...

Здесь уж зал выражал свой полный восторг и полное понимание авторского замысла.

Правды ради нужно вспомнить, что и тогда уже стали появляться ловкие халтурщики и приспособленцы, переделывающие на революционный лад все, что можно, и все, что нельзя. Популярнейшее в то время стихотворение «Сакья Муни» я слышал и в таком варианте:

По горам среди ущелий

темных.

Где шумел осенний ураган,

Шла толпа людей бездомных

Пролетариев всех стран.

Конечно, это было приспособленчество. Но в это же время в первом на всем свете театре имени Ленина, организованном Саратовским губвоенкоматом, шли «Разбойники» Шиллера, «Дурные пастыри» О. Мирбо, «Рабочая слободка» Е. Карпова и первые советские пьесы — «Красная правда» Е. Вермишева и замечательно талантливая, смешная комедия Вяч. Шишкова «Мужичок». 4

Автор первой пьесы, комиссар Вермишев, был замучен и расстрелян белыми. Автор «Мужичка» стал одним из зачинателей большой советской литературы, одним из крупнейших советских писателей.

Если маленький провинциальный Саратов стал таким интересным в эти незабываемые годы, то какое невероятное зрелище представляла собой Москва! Потрясенная Москва 20-го года, с ее ручными самодельными тележками вместо теперешних автомобилей. Москва с Иверской часовней у въезда на Красную площадь от Охотного ряда, с толпой ужасных, отвратительных нищих-профессионалов вокруг этой часовни, Москва с выставкой футуристической живописи, разместившейся на Тверском бульваре от памятника Пушкину до того места, где сейчас памятник Тимирязеву.

Москва с ее зловещей Сухаревкой и чудесным Садовым кольцом, на всем своем протяжении заросшим вековыми липами и тополями.

В 20-м году уже взошла яркая звезда поэзии Маяковского и Есенина, хотя кумирами интеллигенции еще оставались Блок и Брюсов. Я шел по неузнаваемой сейчас Тверской около кафе «Домино» и обернулся на близкий выстрел. Подтянутый, шикарный матросик, засовывая наган в кабуру, кричал: «Товарищи, заходите! Валерий Брюсов будет читать свои стихи!».

В клубах махорочного дыма, за чашками морковного чая с сахарином сидели военные, студенты, матросы, длинноволосые поэты и лохматые комсомольцы, неожиданно элегантные и хорошо одетые девушки, а на эстраде стоял одетый в черный старомодный сюртук Валерия Брюсов и, разгладив нафабренные седые усы, читал стихи...

...Я не знаю, рассматривалась ли когда-нибудь научно и досконально обоснованно история развития мирового искусства и, следовательно, русского в прямой и непосредственной связи с историей революционных движений и революционных преобразований. Но эта непосредственная зависимость, эта прямая пропорциональность бросается в глаза каждому, кто живет жизнью народа, дышит воздухом своей страны и наблюдает ее искусство.