Ельницкий А. Губер Эдуард Иванович // Русский биографический словарь: Неопубликованные материалы в 8 т. к русскому биографическому словарю / Подгот. под наблюдением М.П. Лепехина. М., 1997. Гоголь-Гюне С. 640-642.

Губер, Эдуард Иванович, поэт, писатель, умер в 1847, родился 1-го мая 1814 г. в немецкой колонии Усть-Залихе, где отец его состоял пастором местной лютеранской церкви. Как человек образованный и начитанный, отец Г. сумел дать сыну надлежащее воспитание, чем и заслужил глубокое к себе уважение последнего. О матери у поэта осталось самое светлое воспоминание. Какою-то беспредельной любовью и нежностью дышат все его письма и послания к ней. В своей до некоторой степени автобиографической поэме «Антоний» Г. изображает свою мать скромной и благородной семьянинкой.

В стихотворениях же, посвященных ей, видна сильная, искренняя любовь. В них даже прах ее «грустит вместе с ним», «заменяет друга» и ему он «поверяет свои мечты, муки тяжкого недуга и боль обидной нищеты». А в письмах постоянно пестреют эпитеты «бесподобная» (Herzens-Mutter) и т.п. В одном своем письме (1835 г.) Г. следующим образом выражает свои мысли по отношению к отцу: «Не говоря уже о том, что я люблю и почитаю Вас как отца, — я не знаю человека, которого я мог бы любить и уважать наравне с Вами. И кто бы мог отказать в высоком уважении силе Вашего характера, величию Вашей веры, сохранившейся неизменно при самых тесных обстоятельствах жизни. Это не лесть и не может быть лестью, — пишет Губер дальше, — отец не должен ожидать ее от сына; что я пишу, то пишу от души, то чувствую искренно и правдиво». Если же принять во внимание, что Г. до самой своей смерти также тепло относился к родителям, постоянно прислушиваясь к их мнению, советуясь с ними о всяких мелочах жизни, то представляется яркая картина его любви к ним, картина нежной, отзывчивой души поэта. И нет ничего удивительного, что его отношения к семье, тесно и живо связанные со всем существом его, впоследствии вошли как непосредственный элемент в поэзию поэта.

На пятом году маленький Эдуард по собственному желанию начал учиться читать; этими занятиями руководила мать, а отец помогал ей в деле воспитания вечерними беседами, которые почти ежедневно происходили в семье. "Особенно нравились ему рифмы, говорит отец в одной биографической заметке о сыне, и читая какой-либо нерифмированный стих, он постоянно стремился создать рифму, исправляя его». Действительно, чуткость уха Г. необыкновенная, независимо от того, что русский язык для него был неприродный и что дома он постоянно слышал немецкую речь.

На седьмом году маленький поэт уже самостоятельно стал сочинять стихи, для чего завел специальную тетрадку с надписью: «Полное собрание сочинений Эдуарда Губера, издать после моей смерти». Стихи эти, написанные на немецком и латинском языках, к сожалению, очевидно утеряны, но как свидетельствует отец, там находились очень недурные произведения: басни, комедии и пр. (напр., «Скупость», «Осень и Лев» и др.).

В начале 1823г. отец Г. был переведен из колонии в Саратов в звании пастора и асессора евангелическо-лютеранской консистории. Здесь восьмилетний Г. серьезно начал заниматься изучением латинского и греческого языков, в чем отец Г. оказался ближайшим и лучшим помощником, а со следующего года Э.И. начал заниматься и русским языком для поступления в местную гимназию. В 4 месяца мальчик прошел нужную программу и в 1824 г уже состоял учеником гимназии. Незадолго перед этим основанная, эта гимназия представляла некоторое исключение по отношению к другим средне-учебным заведениям, где велось образование рутинным, безжизненным путем. Этому обстоятельству в большой мере способствовал как сам директор, ученый Миллер, понимавший всю важность серьезного образования, так и прочие педагоги, только что окончившие Казанский университет. Среди этих последних выделился некто Ф.П. Волков, — преподаватель русского языка. Этот педагог не мог не угадать таланта или, по крайней мере, способностей в молодом Губере и еще тогда стал собирать тетрадки его, предвидя в авторе их будущего деятеля русской литературы. Эти тетрадки содержали в себе примеры на синтаксические правила и разборы произведений писателей, напр. од Державина и пр.

Как первые детские опыты, эти произведения Губера результат чтения Карамзина и разных хрестоматий, конечно, мало представляют интереса, но нельзя не отметить той звучности стиха в некоторых произведениях его, которая вполне определяет талант молодого поэта, несмотря на бедность и несамостоятельность содержания. Эта тетрадка под заглавием: «Опыты в стихах и прозе Эдуарда Губера», относится к периоду 1828—1830 гг., т.е. когда автору было 14—16 лет. В это уже время Губер настолько владел пером, что мог сочинять целые длинные послания к своим товарищам, заключавшие в себе почти преимущественно вариации на тему о разочаровании, о любви, которой он, автор, будто бы не верит; стремления его были обращены к славе и именно на поле брани. В этот период времени в числе его «Опытов» мы видим кроме чисто субъективных стихотворений и объективные произведения, как напр. дума «Георгий Московский». Попыток в этом роде вовсе не встречается у поэта в более зрелом возрасте, когда он по-видимому посвятил себя исключительно лирической поэзии. Лишь в последние годы своей жизни им были написаны «Прометей», «Вечный жид» и заброшенная неудавшаяся поэма «Братоубийцы». Кроме стихотворений на русском яз., в которых, кстати, встречается много неправильных и несвойственных русскому языку оборотов и выражений, в этой же тетради записано несколько и немецких произведений (Die Macht der Liebe, Veibertrene, Gedanke mein, Des Schiffers Tod, Die Erlosung, Das Altchen, Impromptu, Rund-gesang, Xenien). По этим «Опытам» можно также судить и о влиянии на молодого поэта небезызвестного мистика Фесслера, автора «Истории Венгрии» и др. трудов, соединявшего в себе протестантство с иезуитским оттенком и масонство. Влияние этого мистика и либерального философа на Г. по-видимому в первые годы молодости было значительное, хотя брат Г. по этому поводу усматривает влияние это только, так сказать, в классическом направлении, когда он в Саратове следил за уроками Эдуарда. Однако это не совсем верно, если обратиться к поэме Г. «Антоний» и к статье М.Н. Лонгинова, который говорит, что портрет Фесслера стоял всегда на почетном месте на письменном столе поэта. По словам М.Н., ему Г. сам признавался, что ученый пастор имел на него громадное влияние. Курс гимназии Э.И. окончил в 1830 г. и к торжественному акту приготовил прощальное стихотворение «К друзьям», где, между прочим, высказывал свое желание поступить на военную службу.

Два года спустя Г. по совету отца оставил родину и, по-видимому не без влияния на это Фесслера, переехавшего еще в 1826 г. в Петербург, отправился в столицу завершать свое образование. Несмотря на отсутствие вакансии в Корпусе путей сообщения, Г. был принят туда благодаря популярности его отца, явившейся как результат самоотверженного образа действий его во время эпидемии холеры, свирепствовавшей тогда в Саратове.

Из переписки Г. со своими саратовскими друзьями — членами Саратовского общества, в котором состоял и Э.И., можно заметить, что

характер молодого поэта и направление его обозначилось уже довольно резко. Мрачное расположение духа мистического характера, незнание жизни и отзывчивая, чуткая душа — вот что привез Г. в Петербург с родины.

Но кипучая душа поэта не могла удовлетвориться ученой деятельностью. Он жаждал славы, энергической деятельности, какова бы она ни была. «На войну», восклицал он, «вот где исход моей энергии». Таким образом мечтал Губер во время поэтического вдохновения. <…>