Клавденко Г. Шевченко на Волге // Коммунист. Саратов, 1940. 8 дек.

Г. КЛАВДЕНКО

ШЕВЧЕНКО НА ВОЛГЕ

На одной из тихих улиц Саратова, носящей теперь имя Т. Шевченко, стоит старинный двухэтажный дом. Почти сто лет тому назад здесь жила мать историка Н.И. Костомарова. Однажды в августовский день 1857 года парадного крыльца остановился прохожий. На его стук из окна выглянула старушка. Она пристально оглядела незнакомого человека. И только когда он заговорил, старушка узнала его. Обливаясь слезами, она обняла друга своего сына, которого не видела много лет. Это был только что возвратившийся из ссылки великий поэт Тарас Григорьевич Шавченко.

О своем недолгом пребывании в Саратове Тарас Григорьевич так описал в своем дневнике:

«Пароход простоял в Саратовской пристани до следующего утра, и я с полудня до часу пополуночи провел у Татьяны Петровны. И, боже мой, чего мы с ней не переговорили. Она мне показывала письма своего Николаши из-за границы и лепестки фиалок, присланные ей сыном в одном из писем из Стокгольма, от 30 мая. Это число напомнило нам роковое 30 мая 1847 года (день ареста Т.Г. Шевченко — Г.Н.), и мы, как дети, зарыдали. В первой часу ночи я расстался с счастливейшею и благороднейшею матерью прекраснейшего сына».

Возвращаясь из Орской крепости и Новопетровска, где он пробыл в ссылке 10 лет, поэт избрал путь в Петербург по Волге через Нижний Новгород. С этого времени он начинает вести свой дневник, лучшие страницы которого посвящены Волге.

Случайно земляки поэта узнают о его приезде в Астрахань я оказывают ему радушную встречу. 23 августа Шевченко, растроганный приемом, записывает в своем дневнике: «С 15 по 22 августа был у меня в грязной и пыльной Астрахани такой светлый, прекрасный праздник, какого еще не было в моей жизни. Земляки мои, большею частью кияне, так искренно, радостно, братски приветствовали мою свободу и до того распростерли свое гостеприимство, что лишили меня свободы самому вести свой журнал и взяли эту обязанность на себя. Благодарю вас, благородные, бескорыстные друзья мои. Вы подарили меня такою радостью, таким полным счастьем, которое едва вмещаю я в моем благодарном сердце, и память об этих счастливых днях я вношу не в прозаический журнал мой. Я внесу их в сокровищницу моего сердца».

22 августа, пробыв 17 дней в Астрахани, Шевченко выезжает в Нижний Новгород на пароходе «Князь Пожарский». На этом же пароходе ехал буфетчиком Алексей Панфилович Панов, отпущенник помещика Крюкова. Своей игрой на скрипке он произвел сильное впечатление на музыкального Шевченко, который назвал его «Крепостной Паганини».

27 августа мы находим в дневнике Шевченко такие строки: «Ночи лунные, тихие, очаровательно-поэтические ночи! Волга, как бесконечное зеркало подернутая прозрачным туманом, мягко отражает в себе очаровательную бледную красавицу ночи и сонный обрывистый берег, уставленный группами темных деревьев. Восхитительная, сладкоуспокоительная декорация! И вся эта прелесть, вся эта зримая немая гармония оглашается тихими задушевными звуками скрипки. Три ночи сряду это: вольноотпущенный чудотворец безмездно возносит мою душу к творцу вечной красоты пленительными звуками своей лубочной скрипки. Он говорит, что на пароходе нельзя держать хороший инструмент, но и из этого нехорошего он извлекает волшебные звуки, в особенности в мазурках Шопена. Я никогда не наслушаюсь этих общеславянских, сердечно-глубоко-унылых песен. Благодарю тебя, крепостной Паганини, благодарю тебя, мой случайный, мой благородный! Из твоей бедной скрипки вылетают стоны поруганной крепостной души и сливаются в один протяжный, мрачный, глубокий стон миллионов крепостных душ. Скоро ли долетят эти пронзительные вопли до твоего свинцового уха, наш праведный, неумолимый, неублажимый боже!

Под влиянием скорбных, вопиющих звуков этого бедного вольноотпушенника, пароход в ночном погребальном покое мне представляется каким-то огромным, глубоко-ревущим чудовищем с раскрытой огромной пастью готовой поглотить помещиков-инквизиторов…»

Красота Волги все больше и больше привлекает внимание Шевченко, и в его дневнике то и дело встречаются такие места: «Берега Волги от Царицына до Дубовки с часу на час делаются выше, живописнее, очаровательнее»… «От Самары вверх начинает подниматься левый берег Волги: это плоская возвышенность Жигулевских гор. Через два часа мы подошли к воротам Жигулевских гор. Это ущелье, сузившее Волгу до одной версты; за горами, как за рамой, открылась нам новая, доселе невиданная панорама, испятнанная темно-синими полосами. Эта — обитатель севера — сосновый лее. На первый план этой панорамы, из-за ущелья, поросшего черным лесом, высунулась обнаженная отдельная гора. Это — Царев курган; народное предание говорит, что Петр I, путешествуя по Волге, останавливался на этом месте и всходил на эту гору, вследствие чего она и получала название Царева кургана».

Уже будучи в Нижнем Новгороде глядя на Волгу, он записывает: «Я вышел на улицу и глазам моим представилась по темному фону широкого луга блестящая грациозно извивающаяся красавица Волга».

Красоту Волги поэт воплощает не только в художественной слове, но и в рисунки карандашом. Он зарисовывает виды Астрахани, Царева кургана, Камышина, Саратова, Калган и др.

В Нижнем Новгороде Шевченко решил повидать своего близкою друга, великого русского актера Щепкина и просит его или приехать или устроить с ним свидание где-либо под Москвой. Щепкин, несмотря на свой 70-летний возраст, приезжает к поэту и гостит у него шесть дней. Об этом посещении Шевченко писал графу А. Толстому: «Каков старец! За четыреста верст приехал навестить давно невиданного друга. Вот это что называется друг! И я бесконечно счастлив, имея такого искреннего друга. Он гостил у меня по 30 декабря. Подарил нижегородцам три спектакля, привел их в трепетный восторг, а меня, меня вознес не на седьмое, а на семидесятое небо! Какая живая, свежая, поэтическая натура! Великий артист и великий человек! И я с гордостью говорю, самый нежный, самый искренний друг! Я бесконечно счастлив! Проводив Михаила Семеновича, я долго не мог прийти в себя от этого переполненного счастья».

После десятилетнего духовного одиночества, казарменного режима Шевченко особенно ценил дружеское отношение к себе. В Нижнем Новгороде он знакомится и устанавливает близкие отношения с декабристом Анненковым, Далем, Мельниковым-Печерским.

Проезжая по Волге, Шевченко особенно интересуется народным творчеством. Он записывает легенду о Степане Разине, бурлацкие поговорки: «Симбирск-от видишь, а неделю идешь», «Казань-городок — Москвы уголок».

В период путешествия не Волге ярко выявляется революционная настроенность Шевченко. Наблюдая за окружающей жизнью на Волге, он клеймит презрением царство «Николая Тормоза».

6 сентября он записывает свое впечатление о Самаре: «Мы сообща спустились созерцать город — ровный, гладкий набеленный, нафабренный, до тошноты однообразный город. Живой представитель царствования неудобозабываемого Николая Тормоза».

17 сентября поэт пишет: «… начал открываться из-за горы город Чебоксары. Ничтожный, но картинный городок. Если не больше, так по крайней мере наполовину будет в нем домов и церквей. И все старинной московской архитектуры. Для кого и для чего они построены? Для чувашей? Нет, для православия. Главный узел московской старой внутренней политики — православие. Неудобозабываемый Тормоз по глупости своей хотел затянуть этот ослабевший узел и перетянул: он теперь на одном волоске держится…»

В Нижнем Новгороде Шевченко пишет остро-сатирическую поэму «Юро-дивый», направленную против царизма, и поэму «Неофиты», где под видом времен первых христиан дает критику эпохи Николая I и воспевает восстание декабристов. Он мечтает о революции, о восстании, об уничтожения господства «Николая Тормоза».

Он писал:

«царей кровавых шинкарей,

В ларях окованных закуй.

В глубоком склепе замуруй!…»

В страницах «Дневника» Тараса Григорьевича, посвященных пребыванию на Волге, ярко отразился светлый облик поэта-революционера, страстно верившего в светлое будущее народа, мечтавшего в своем «Завещании»:

«И меня в семье великой,

В семье вольной, новой,

Не забудьте, помяните

Добрым тихим словом».