Чаган, З. О коробке старых лент и о чаше современности [Текст] / З. Чаган // Саратовские известия. - 1923. - 16 мая (№ 108). - С. 3.

О коробке старых лент и о чаше современности

Жизнь — одно, a театр мимо.

Вот никак, никак не отделаешься от этой мысли по выходе из городского театра.

Стальной каток жизни катит вперед и вперед. День горит страстью, бурей, усилием, преодолением. Океан современности пенится, клокочит. А он, каменный гортеатр, стоит на площади особнячком. Десять, двадцать лет, должно-быть, стоит он таким каменным особнячком. Стоит и мигает «Теткой Чарлея», которую быстро сменяет «Лев Гурыч Синичкин», затем вдруг взмахнут «Крылья смерти», и опять, опять покрывается все серой пылью немецкой морали «Безчестья».

Каждый день играет театр; он не устает кашлять, стонать, или ненормально смеяться, смеяться дотошно, по смирновски, с вывертом рук, с колыханием живота, как смеялись купцы времен допетровских.

Каждый день играет театр, играл он так и двадцать лет тому назад. Порой гладко, как прическа у Томского, темно-нежного провинциального «душки», порой со срывом, конфузностью (вспомним Слонова в роли Бранда).

Жизнь — одно, а театр мимо.

И для гортеатра его ограниченность, застой, покой, тишина, точка какая то не является чем то обидным, не удовлетворяющим, слабым, отсталым.

«Этим живем, мол, и миримся. Все".

Так чувствует свою жизнь сам театр, ибо при обратном он бы хоть чуть-чуть заволновался, вокруг себя оглянулся бы ищущим взглядом, просто задумался бы.

Но зачем?

Все хорошо, спокойно, тихо. Лев Гурыч бьет в барабан, скрипит корсет в «Тетке Чарлея» на Слонове, бравирует великолепном чудным великорусским «прононсом» Валова в «Старообрядке».

И хоть бы пыль из дивана, на котором сидит Слонов-Протасов в «Живом трупе», была выбита!

Нет, на месте и диванная пыль. И она так эффектно подымается тучей по сцене, когда Протасов бьет по дивану рукой.

На месте и пыль. Bсe на месте.

Неуместна как будто бы только живая жизнь, что творится вне стен театра. Шальная жизнь, непонятная. Без нее лучше.

Разве, то, что мы сейчас говорам гортеатру обидно, «ругательно»? Разве это не правда? Театр не стал ли коробкой, наполненной старыми лентами, кусками ткани, изношенной давным-давно, протертой и старой?

Мы говорим «не стал ли», ибо, быть может, были «славные» дни, когда в душе современников театр вызывал родные чувства, созвучья.

Но в конце-то концов, нельзя же итти все мимо и мимо звучаний струн новой жизни.

Прошедшей зимний сезон имел несколько постановок, об одной из которых мы говорили, что она может стать переломным моментом в работе театра. Мы имеем в виду пьесу «Святые безумцы», представленную смело и ярко.

Но театр затем как бы испугался своей собственной дерзости. И опять пошла бесконечная фильма царей и царишек.

Надоело взаправду.

Наше требование в новом театральном году:

Театр должен преодолеть свою слабость к затхлому репертуару, освежиться, стряхнуть с себя пыль Чарлеевских теток. Необходимо театру подойти к современности ближе, стать бодрой чашей этой современности, а не ее прошлым сном; позабытым, ненужным.

З. Чаган.